К. Гонзалес, «Расти в любви» (частичный перевод)

Самый счастливый день

«Много воспоминаний, которые давно дремали во мне, ожили сейчас в моем сердце. Воспоминания о моей матери, молодой и красивой (а я так стар!)» Чарльз Диккенс, «История двух городов».
Когда мы были детьми, каждый из нас почти наверняка писал сочинение на тему «Самый счастливый день моей жижни». В католических школах успех был гарантирован, если ученики писали о своем первом причастии. Другие предпочитали рассказывать о самом большом и дорогом рождественском подарке, о поездке в другую страну, о прогулке в парке с аттракционами…
В течении времени переспективы меняются, противоречия расплываются и люди приобретают другое неожиданное значение.
Улыбка матери, обьятия отца, рука друга, слова поддержки, благодарность или извинения… Подумайте, дорогой читатель, каким был самый счастливый день вашего детства?

Мануэль так рассказывает об одном своем неизгладимом впечатлении:
«Мне было шесть или семь лет, когда однажды в сумерках я с разбегу врезался в стеклянную дверь, которая обычно всегда была открытой. Она осколками осыпалась к моим ногам. Я до смерти испугался, у меня на лбу была рваная царапина. Но я не чувствовал боли, меня сковал страх наказания.
Прибежал отец, поднял меня из осколков, обработал мою рану, осмотрел с ног до головы. Но он не ругал меня. Сначала я дрожал, каждую секунду боялся, что сейчас раздастся жуткий крик. Потом я подумал, что он забыл отругать меня, и попытался оставаться незамеченным. Но в конце концов удивление и любопытство пересилили, и я спросил сквозь слезы: «Ты не сердишься, что я разбил дверь?» «Нет, — ответил он, — дверь не имеет значения, главное, что ты не поранился».
Теперь я понимаю, что для нас, отцов, дети значат больше, чем все остальное на свете. Но мы редко говорим это своим детям. Я очень благодарен своему отцу, что он сказал мне это».
А вот история Андреа:
«Один из самых счастливых дней, которые я помню, на самом деле началася очень плохо. Мне приснился кошмарный сон. Не о монстрах или мужчинах с мешком, мне снилась устрица, огромная устрица, которая вытолкнула из себя такую же огрoмную жемчужину и не пускала ее обратно. Мне было очень жаль бедную изгнанную жемчужину. Я проснулась с криком, в настоящем ужасе. Мне было пять лет, я спала в своей кровати в одной спальне с родителями, которые проснулись и, конечно, тоже были ужасно напуганы из-за моего крика. Мама позвала меня к ней под одеяло. Как по волшебству все мои страхи исчезли, я чувствала себя полностью счастливой и защищенной. Больше мне не снились кошмары. Я знала, что у мeня всегда есть, где укрыться, что есть кто-то, кто всегда защитит меня.»
А я сам помню один полдень, думаю, это было воскресенье, мне было 12 лет. Я скучал и шатался по дому. Моя мать поймала меня и сказала: «Иди сюда, сядь ко мне на колени, как тогда, когда ты был маленьким». Я мог бы себе представить, что от стыда провалился под землю, но от стыда в моих воспоминаниях нет ни следа. Я только помню, как мама нежно напевала:
«Знаешь, сколько звезд на небе, в голубом его шатре? Знаешь, сколько облаков плывет над огромным миром?»
Я положил голову на ее колени, и меня наполнило ощущение бесконечного покоя. Я почти уснул. Я чувствовал себя так, будто мне снова было два года.
У большинства людей их первые годы жизни не отпечатываются в памяти. Я знаю, как себя себя чувствует младенец на руках у матери, у меня былa неслыханная привилегия в возрасте двенадцати лет снова стать малышом.
У всех этих историй есть что-то общее: самые счастливые дни нашего детства были те, когда наши родители (или бабушки и дедушки, или братья и сестры, или друзья) делaли нас счастливыми. Даже тогда, когда нам кажется, что нас осчастливила электрическая железная дорога, при более внимательном рассмотрении мы заметим, что за этим стояли люди: родители, которые подбадривали нас улыбками и похвалой, брат, с которым мы делились (не всегда охотно) железной дорогой…
Мы были детьми, сейчас мы родители. Прошло так много лет, но так мало времени, и мы иногда удивляемся этой смене ролей. Внезапно мы видим свое детство и своих родителей в ином свете. Мы смотрим на своиx детей и думаем: какой день, какие слова, какое приключение останутся в их воспоминaниях? Какая боль ранит их души, какая радость будет хранится в их сердцах, как сокровище?
Самые счастливые дни ваших детей стоят перед ними. И это зависит только от вас»

Порядок и последовательность

«Представление о том, что детям нужен определенный порядок и ежедневная рутина уходит корнями в века:
«Еда и питье, одежда, сон и весь маленький знакомый мир ребенка должен быть подчинен порядку, который никогда не должен нарушаться из-за упрямства или каприза ребенка, чтобы он с раннего детства был приучен к тому, что порядок нельзя нарушать. Если дети с самого начала приучены к порядку, то они позже воспринимают его, как нечто естеcтвенное и не замечают, что он организован искусственно» (Зульцер, 1748)
Двумя столетиями позже другие эксперты продолжают развивать эту идею, пусть даже с другими аргументами:
«Воспитание младенца начинается с первого дня: мы должны немедленно приучить его к тому, что кто-то им управляет. С самого начала нужно придерживаться строгого плана еды и сна и не допускать, чтобы ребенок плачем добивался своего. Если мы хоть раз уступим, младенец запомнит это и будет пытаться в дальнейшем настоять на своем» (Штирниманн, 1947)
«В течении первого года жизни воспитатели и родители должны приложить все усилия, чтобы привить ребенку хорошие привычки. В первой же фазе развития ребенок должен подчинять свою жизнь некоторым внешним факторам, которые должны соотвествовать его биоритмам» (Феррерос, 1999)
За 250 лет изменился только способ преподносить мысли. Раньше озвучивался настоящий мотив: порядок — что-то искуственное, созданное для удобства родителей, при этом воля детей должна быть сломлена. Основаная цель приучить ребенка к порядку и обмануть его, заставив поверить, что предписания действительно соответсвуют его потребностям.
Сейчас мы стали политкорректными (если можно считать политкорректным утверждение, что мы должны казаться святыми) и утверждаем, что распорядок нужен самому ребенку и его биоритмам. Цель — помочь ребенку.
Разве не странно, что воспитатели прошлых лет ни капли не считались с потребностями ребенка и решали «искуственным путем заставить его подчиняться», а сейчас оказывается, что это починение нужно самому ребенку? Если речь идет о его внутренних биоритмах, почему они должны соотвествовать внешним факторам?
Исследования, проведенные в северо-американском гроодке, показали, что подростки, которых ученые и одноклассники оценивали как «хорошо интегрированых, эмоционально зрелых, наделенных моральными ценностями» происходили преимущественно из семей, где родители не воспитывали детей в строгости. Отношения между родителями и детьми были теплыми. Но это не было четким планом, скорее беспорядочной мешаниной из любви, доверия, контакта.
Многие матери жалуются: «Врач велел мне приучать ребенка к порядку и не давать засыпать на руках, это дается мне с большим трудом».
Порядок нужен, чтобы сделать жизнь проще. Зачем же тогда усложнять задачу? Согласно мифу, ребенок всегда должен засыпать одинаково, ианче он этому не научится.
Но жизнь не всегда одинакова. Как же ребенок начнет есть разную еду? Иногда он ест кашу ложкой (сам или с помощью родителей), в другой раз еда порезана на кусочки, и он берет ее руками (а месяцы спустя вилкой).
Иногда вы придерживаете кусочек мандарина или банана, иногда ребенок держит его сам. Иногда он ест в своем детском стульчике, иногда сидя на папиных коленях, иногда в промежутках между едой он жует печенье или хлеб.
Обычно он ест дома, но иногда у дедушки с бабушкой, у которых другой детский стульчик или его вовсе нет, тарелки выглядят иначе, еда приготовлена по-другому, ему повязывают другой нагрудник или не повязывают вообще, и одна бабушка пытается «отвлечь его, чтобы он покушал», другая же позволяет ему есть самому, сколько и как он захочет. Вполне возможно, что ребенок ест даже в садике. Несмотря на все эти препятствия, все дети так или иначе едят.
Не нужно каждый день есть одинаково и не нужно идти в постель строго по расписанию. И даже если распорядок так необходим, почему бы не делать это так, как вам больше всего нравится? Вы можете позволить ребенку уснуть на руках, возле груди, укачивая его или в родительской постели. Это тоже может быть распорядком дня: вы просто делаете это каждый день.
Вообразите себе: в один из четвергов маленький Йoнас более-менее ловко вырезал из старой газеты картинки. Папа хвалит его и вечером гордо рассказывает маме в присутствии Йoнаса: «Смотри, как он хорошо умеет вырезать, как точно по контуру! Невероятно, какой он ловкий в свои три года!» Ободренный Йoнас в субботу решает повторить великолепный трюк, но какая неожиданность! Мама кричит на него: «Ты балда, что ты наделал, испортил газету! Как я уже устала от этого ребенка!», и папа тоже выговаривает ему: «Ты плохой мальчик, поэтому вечером не будешь смотреть мультики».
Здесь сторонники четких границ усмотрят полное нарушение правил. Конечно, ребенку не слишком нравится, когда его ругают за то, за что вчера хвалили.
Но разве непоследовательность делает ребенка несчастным? Родители могли выбрать два варианта последовательного поведения:
— каждый раз хвалить его, когда он режет газету;
— каждый раз кричать на него и наказывать, когда он режет газету.
Границы поставлены, последствия ясны. Значит, Йoнасу в обоих случаях должно быть хорошо. Однако мы сомневаемся в этом и полагаем, что он в тысячу раз охотнее предпочел бы первый вариант.
Если исключить крик и наказания, непоследовательность уже не кажется такой ужасной. Когда Йoнас вырезает, родители иногда открывают рты от удивления. Когда Йoнас вырезает, родители иногда не говорят ни слова. Когда Йoнас вырезает, родители иногда говорят ему, спокойно, дружелюбно и без криков: «Положи ножницы, ты можешь пораниться», «Оставь газету, ты ее испортишь». Реакция родителей непредсказуема, от позитивной до негативной. Разве Йoнас будет из-за этого несчастным? Дети не так хрупки, а мы, родители, не так последовательны.»

История Йoхена и Сони

«Йoхен хороший муж и добрый отец, но есть вещи, которые его выводят из себя. У Сони тяжелый характер, она никогда не слушается и все делает назло. Она «забывает» заправить постель, даже если ей 20 раз напомнить об этом. Она переборчива в еде, то, что ей не по вкусу, она даже не пробует. Если он выключает телевизор, она снова включает, даже не удостаивая его взглядом. Она берет деньги из его кошелька, не утруждая себя просьбами. Во время разговора она все время перебивает. Если она злится (что часто случается), она начинает плакать, выбегает из комнаты и хлопает дверью. Иногда она запирается в ванной, и никакими аргументами ее оттуда не выманить. Дверь нужно только выбивать пинком.
Но что на самом деле бесит Йoхена, это то, что она его недостаточно уважает. Нaпример, вчера вечером Соня взяла в бюро бумагу, чтобы порисовать. «Я тебе уже говорил, что нельзя брать бумагу из бюро без разрешения», — сказал ей Йoхен. «Ты что себе воображаешь? Я беру бумагу, когда хочу!» — возразила Соня. Йoхен дал ей пощечину и закричал: «Не смей так со мной разговаривать! Немеделенно извинись!» Он еще раз дал ей сильную затрещину, она прокричала ему: «Козел!» и выбежала за дверь. Йoхен с трудом сдержался, чтобы не побежать следом. В таких случаях лучше сдержаться и медленно досчитать до десяти. Разумеется, все выходные Соня проведет под домашним арестом.
Такая история. Представим себе, что Соне семь лет и Йoхен ее отец. Возможно, эта пощечина позволила разрядить атмосферу, как точно пишет доктор Спок? Девочка вполне заслужила пощечину, верно? Это типичная ситуация для избалованных детей непоследовательных родителей, которые не умеют ставить ясные границы.
А если, дорогой читатель, я сообщу Вам, что Соне на самом деле 16 и Йoхен ее отец? Что это меняет? Не кажется ли она вам слишком взрослой для таких мер, как выключить перед носом телевизор или требовать просить разрешения перед тем, как взять бумагу? Кажется ли вам нормальным, что отец открывает с ноги дверь в ванную, где находится его 16-летняя дочь? Может быть, вы теперь полагаете, что отец — домашний тиран, а ответ дочери вполне логичен и понятен?
В чем же разница?
Маленькие дети больше, чем подростки, обязаны слушаться взрослых, с улыбкой подчиняться им, уважать их собственность, не плакать, когда вы сердитесь? Крики и побои больше вредят подросткам?
Это не те критерии. Напротив, чем младше ребенок, тем меньше ответственности за свои действия он несет, тем меньше наказание.
Но остается еще один, более проблематичный вариант прочтения. Что, если Соне 27 лет и Йoхен ее муж? Нет, я ничего не перепутал, перечитайте историю. Нигде не говорится, что Соня его дочь. Кажется ли вам справедливым, когда муж велит жене заправить постель, заставляет ее все доесть, запрещает ей брать бумагу из бюро и дает пощечины? Продолжаете ли вы думать, что Йoхен хороший муж, но тяжелый характер Сони заставляет его терять контроль над собой?
Почему первое впечатление, что Соня — ребенок Йoхена? Подсознательно вы подумали: «Если он так обращается с ней, это не взрослый человек». В случае с ребенком насилие приемлимо, и чем он младше, тем больше.
Другой пример: Петеру 6 лет, он просит в магазине жвачку. Марта делает вид, что не слышит. Петер настаивает. «Жвачку, одну, пожалуйста!» «Я сказала, нет» «Я хочу жвачку!» «Не нервируй меня. Я уже сто раз тебе сказала, ты не получишь жвачку». И Марта за локоть вывoлaкивает ребенка за двери.
Конечно, мать вышла из себя. Но если Марта не мать? Мать — Вы. Вы дали пару монеток и отправили своего маленького сына в магазин (ему даже не нужно переходить через дорогу), чтобы он купил себе жвачку. А Марта — продавщица, которая так поступила с ним. Разве вы не пойдете жаловаться на нее? И вы наверняка больше не переступите порог этого магазина.
Насилие приемлимо от родителя, но неприемлимо от незнакомца. А что чувствует ребенок? Чужой человек может вызвать боль и страх. Но родной отец! К этому добавляются ужас, расстерянность, чувство, что тебя предали,чувство вины (даже если отец алкоголик и регулярно избивает сына, ребенок чувствует себя виноватым). Посторонние люди бьют только тело, родители могут ранить душу.»

Обидные слова не проходят бесследно

«Когда взрослые говорят о детях, многие цепляются за стереотипы, обидные слова и систематическое унижение. Это просходит в шутливом, почти нежном тоне («монстрик», «маленькие тираны», «мучители»), но урон уже налицо: родителям передают представление о детях, которые настроены против и не заслуживают внимания, как личности. Давайте рассмотрим конкретные примеры:
«Едва озорник касается простыни, как тут же начинает реветь».
«Озорнику» 10 месяцев, но его поведение рассматривается не только как вполне обдуманное и сознательное, но и как порочное. Выбор слов не случаен:
ребенок начинает не стонать (согласно словарю «издавать жалобные звуки»), не плакать («лить слезы от грусти или боли»), а «реветь» («громко беспричинно невоспитанно плакать»).
Кто сказал, что ребенок невоспитан и что у него нет причин для слез? Рассмотрим следующие обидные слова:
«Маленькие дети негативны, проявляют мало здорового человеческого понимания и никакого уважения прав других».
Вы считаете, я преувлеичиваю? Вам это предложение не кажется обидным? Замените «маленькие дети» на «черные» и скажите мне, каким оно вам представляется сейчас.
«Десять процентов детей, которых исследовали, были маленькими террористами».
Это серьезное обвинение. Подставьте слова «крестьяне», «пациенты», «госслужащие» или другие понятия, которыми пользуются взрослые, и вас привлекут к отвественности за нарушение этических норм.
«Они передают своей матери чувство неполноценности. Маленькие дети обладают невероятными способностями деморализировать матерей. Многие воспринимают их, как непорочных ангелов, в то время как другие заботятся о них и знают их демонические стороны».
Какое открытие! Без ненужных обидных слов и преувлечений, как «демонический», каждый из нас старается на людях вести себя лучше, чем в семье. Вы позволяете своим коллегам по работе, не говоря уже о начальстве, такие вещи, из-за которых дома разгорелась бы ссора с вашим партнером. В ресторанах мы реже жалуемся на еду, чем дома (и никогда в гостях).
А вы, дорогой читатель, если вы отец, где вы лучше заправляли постель, где без ворчания подметали и мыли пол, где слушались беспрекословно и с улыбкой: дома или в армии? Значит ли это, что вы любили и уважали своего фельдфебеля больше, чем свою мать? Конечно, нет, вы его больше боялись. В Испании сейчас гораздо больше демонстраций, чем во времена Франко. Разве это означает, что рабочие при тоталитaрном режиме были счастливы?
Дело в том, что мы протестуем не тогда, когда нам хуже, а когда у нас есть надежда быть услышанными, когда мы чувствуем, что нас понимают и любят. Боулби объясняет это так:
«По причине эмоциональной связи между родителями и ребенком, с родитеями дети ведут себя более раскрепощенно, чем с другими людьми. Это наблюдается и у птиц. Некоторые из них, будучи уже в состоянии добывать себе пищу, требуют, чтобы родители их кормили, как птенцов.
Даже Фрейд не остался в стороне со своими унизительными словами:
«Излишняя материнская нежность может быть вредной для ребенка, т.к. ускоряет его сексуальное развитие, прививает ему дурные привычки и делает неспособным в течении последующих жизненных фаз отказаться от любви или довольствоваться малой ее частью. Дети, которым постоянно нужна материнская нежность, выявляют задатки будущих нервных расстройств. С другой стороны, излишне нервные родители оказывают детям слишком много ласк и также делают их нервными»
От обидных слов в адрес детей до обидных слов в адрес родителей всего один шаг, и если вы нежно обращаетсь с ребенком,вы невротик.
«Нет, возразит читатель, Фрейд называет невротиками родителей, которые без конца ласкают своих детей, а не тех, кто проявляет нормальную нежность». Да, но что такое неумеренная нежность? В нашем обществе считается неумеренным, если плачущего ребенка берут на руки.
Фрейд далеко не единственный, кто потешается над «слишком нежными» родителями:
«Доставать его из кроватки, когда он должен спать, не показатель внимания, а глупое пренебрежение».
Посмотрим, как доктор Грин описывает свой метод: «Оставьте его плакать на пять минут, если вы нормальны, на десять, если строги, на две, если вы чувствительны, на одну, если у вас слишком тонкие душевные струны. Длительность плача зависит от толерантности родителей».
Следовательно, родители, которые не оставляют детей плакать, нетолерантны. Это невероятный распад языка, когда толерантностью именуется слушать плач собственного ребенка и ухом не вести. Даже если признать, что с моральной точки зрения допустимо оставлять детей плакать (что я считаю абсолютно недопустимым!), не было бы логичнее, сопоставлять длительность плача с силами ребенка, а не родителей? Но, конечно, доктора Грина не беспокоит то, что может чувствовать маленький ребенок нескольких месяцев от роду, его больше волнуют чувства 20-30-летних взрослых.»

Ваш ребенок честный

«И как нас напрягает его чеcтность! Мы находим самые обидные и оскорбительные слова, чтобы обозначить то, что он говорит, что думает: «Почему этот человек черный?» («Не будь таким наглым!») «Я хочу шоколадку!» («Не будь таким упрямым!») «Я не хочу горох!» («Не капризничай!») «Почему я должен мыться? Я не грязный!» («Не будь таким своенравным!») Когда вы применяете такие часто распространенные у взрослых качества: лицемерие, хитрость, обман?.. Вам они свойственны, когда замечаете, что можете избежать наказания, если вы скажете неправду или промолчите.
Учитель должен на минуту покинуть класс и поручает старосте класса Карлосу проследить за остальными. Почетная обязанность состоит в том, чтобы со скрещенными на груди руками ходить между партами и делать замечания детям, которые разговаривают.
Один мальчик без причины встает с места. Карлос, согласно своим обязанностям, требует, чтобы он сел, тот не хочет. Карлос приближается к нарушителю с намерением вернуть его за парту, правда, неясно, как. Со сложенными руками они толкают друг друга, наконец, смеются, смеется и весь класс.
На пике веселья входит учитель, очень сердитый. Карлос пытается оправдаться, но учитель не слушает объяснений. Он только угрожающим тоном спрашивает:
— Ты думаешь, можно смеяться, когда тебе поручено следить за классом?
— Да! — отвечает Карлос и получает оглушительную затрещину.
— Ты думаешь, можно смеяться, когда тебе поручено следить за классом?
Теперь Карлос отвечает не сразу. Он испуган, страх сковал его. Он пытается понять, чем он заслужил такое обращение? Его ударили не потому, что он играл на уроке, он только ответил на вопрос. И он сказал правду. Очевидно, учитель хочет, чтобы он сказал «нет». Может, нужно ответить «нет» и так спасти свою шкуру? Карлос пытается оправдать перед собой это «нет», отчаянно ищет причину изменить свой ответ. И не находит. Если бы вопрос был: «Разве разешено смеяться, когда тебе поручено следить за классом?», он бы ответил «нет». Он не знал, что этого нельзя делать, но теперь знает: злость учителя ему ясно показала, что это зaпрещено.
Но вопрос был: «Ты думаешь, можно смеяться,..?» «Да, — думает Карлос, — я считаю, можно. Я действительно так думаю, это правда, нельзя ответить иначе». Он не собирается быть героем, он не хочет утереть нос учителю, он только хочет сказать правду, и сквозь слезы и всхлипывания он снова говорит «да».
Учитель отпускает ему еще одну сильную затрещину, и с горящими глазами, красным лицом и ужасно грозным голосом он повторяет свой безжалостный вопрос:
— Ты думаешь, можно смеяться, когда тебе поручено следить за классом?
Сколько ударов может вынести семилетний мальчишка? Карлос медлит, хочет сказать «да» и боится. С трудом он глубоко вздыхает, давит в себе всхлипывания, произносит жалкое «нет» и заливается горькими слезами.
Эта сцена разыгралась 35 лет назад. А Карлосом, как вы уже, наверное, догадались, был я. Я не помню боли от урадов, я не помню чувства унижения. Я помню удивление, неимоверный ужас, растерянность… и, прежде всего, ярость и бессилие. Потому, что меня заставили солгать.»

В поискax проблем

«Инвентаризация Эйберга (Eyberg Behavioral Child Inventory, EGBI) — анкета, цель которой выявить проблемы поведения у детей. Родители должны оценить своих детей по 36 пунктам, в духе «Он плохо ведет себя за столом», «Он все время плачет», «Он не слушается, пока не пригрозишь наказанием»…
Отец или мать должны дать оценку, как часто ребенок делает эти чудовищные вещи (никогда или почти никогда, иногда, всегда или почти всегда) и указать, считают ли они такое поведение ребенка проблемой. Если родители называют 13 или более пунктов, у ребенка «нарушенное поведение».
Так было выявлено, что в северной Испании 17% детей от 2 до 13 лет имеют проблемы, поэтому считается важным использовать эту анкету во время посещения педиатра. Теоретически «нарушенное поведение» — психиатрическое заболевание, которое должно лечиться профессионалами, но встает вопрос, откуда взять столько специалистов для «душевнобольных «детей.
Возможно, хитрый читатель уже заметил много проблем, которые скрывает за собой подобная «диагностика».
Во-первых, врач имеет дело не с нейтральным наблюдателем, а с родителями, которые являются участниками конфликтов и не могут быть беспристрастными. Анкета показывает не действительное поведение детей, а мнение их родителей о вышеупомянутом поведении. Сказать «Господа, у вашего ребенка нарушенное поведение» не то же самое, что сказать «Господа, вы слишком плохого мнения о своем ребенке».
Во-вторых, анкета приписывает все проблемы ребенку. Это ребенок много кричит, не слушается, плачет. Как будто нет родителей, которые слишком часто повышают голос на ребенка, обижают его, бьют и тем самым доводят до слез, нагружают его чрезмерными требованиями и приказаниями, которых невозможно слушаться! Такие родители встречаются, но с помощью этой анкеты их нельзя выявить. Как странно!
К примеру, нормальным ответом нормальных родителей на предложение «Он не слушается, пока не пригрозишь наказанием» было бы: «Я не знаю, мы никогда не угрожали нашему ребенку!». Наше законодательство расценивает угрозу как наказуемое действие. Если муж говорит: «Моя жена не слушается меня, я пригрозил ей наказанием», мы все согласились бы, что это у него проблемы с поведением. Но если отец или мать говорят такое о сыне, то это он «проблемный».
В-третьих, многие (я считаю, почти все) пункты анкеты более чем сомнительны:
— Он слишком долго одевается.
Что значит долго? Серьезная анкета точно указала бы: «Ему нужно более 12 минут, чтобы надеть белье, рубашку и штаны». В ином случае речь идет о субъективных критериях родителей. В любом случае, многие взрослые отмечают этот пункт.
— Он все время плачет.
У 13-летних это редко встречается. Но разве не плачут все дети в возрасте от 2 до 5 лет?
— Он не хочет есть то, что ему дают.
В ресторанах многие люди оставляют еду на тарелках, и, кажется, никого это не беспокоит. Если ребенок не ест то, что ему дают, могут быть три причины: ему слишком много положили на тарелку (т.е., он не голоден), ему не нравится еда (я не ем то, что мне не нравится, а вы?), или он болен и у него нет аппетита.
— Он все время требует внимания.
Маленьким детям постоянно нужно внимание, поэтому нормально и естественно, что они его требуют.
— Он сердится, когда не получает желаемого.
Надо же, в точности, как я! Возможно, и у меня проблемы, а я и не знал.
А вы не сердитесь, когда не получаете того, чего хотите? «Как я счастлив! Я сегодня завалил экзамен, моя невеста ушла от меня, я проиграл в боулинг и мне пришел штраф за неправильную парковку. Давно я так не развлекался». Если это признак душевной болезни -злиться, не получив желаемого, нам всем пора в психиатрическую клинику.
— Ему тяжело сидеть спокойно.
Каждый, у кого есть дети, знает, что это нормально. Если ваш ребенок все время сидит тихо, cxодите-ка лучше к врачу.
— Он спорит с родителями о правилах в доме.
Однако же, разве мы не живем в эпоху демократии? Спорить о правилах это право, которое называется содействием. Чтобы завтра стать хорошим гражданином и дискутировать с правительством о правилах, неплохо сначала потренироваться в семье.
— Он перебивает взрослых.
Невежливо перебивать людей во время разговора, но это неизбежно, если участники ток-шоу по радио и телевидению хотят иметь успех. Как часто мы, родители, перебиваем детей, как часто мы теряем терпение во время его захлебывающегося рассказа, как часто мы лишаем его слова и говорим вещи вроде: «Не болтай чепухи!», «Я сказал нет, значит, нет!», «Это не обсуждается»? Дети учатся на примерaх.
— Он делает в постель.
Ночные мочеиспускания это не нарушения поведения, но нормальная фаза роста ребенка. Уже давно доказано, что делать ночью в постель не показатель психического заболевания.
— Он обижает братьев и сестер, других детей, ссорится с ними.
Соперничество братьев и сестер абсолютно нормально, и иногда лучшее, что могут сделать родители — занять нейтральную позицию.
— Он не умеет вести себя за столом.
Неужели кто-то из родителей всерьез считает, что класть локти на стол или болтать ложкой в супе причина для визита к психологу?
— Ему трудно закончить начатое.
В том-то и дело! Поэтому большинство готических соборов до сих пор недостроено.
Удивительным и вызывающим беспокойство представляется то, как большинство родителей оценивают проблемы своих детей. Так, 6% уверяют, что их ребенок «всегда или почти всегда отказывается делать то, что от него требуют», следующие 52% говорят, что это проиcxодит периодически, но 29% не видят в этом проблемы. Это знaчит, большая часть родителей считает проблемой, что ребенок только «иногда» отказывается делать требуемое. Точно так же только 5% детей «всегда» «обижают других», но 13% родителей видят в этом проблему, только у 6 % «всегда или почти всегда истерические припадки», но 21 % родителей считают это проблемой и т.д. Только в двух областях — «Ему тяжело сидеть спокойно» и «Он делает в постель» — все наоборот: некоторыe родители уверяют, что ребенок делает это всегда или почти всегда, но не видят в этом проблемы (и тем самым показывают, что их критерии лучше, чем у автора анкеты).
Возможно, постоянное повторение негативных оценок детей приводит к тому, что мы постепенно начинаем считать своих детей плохими?»

Почему малыш не хочет идти

«Давайте еще понаблюдаем за детьми в парке. На этот раз наша цель — двухлетняя девочка. Ее мать сидит на скамейке, девочка играет в песочнице. Она встает, садится, поднимает что-то с земли, подходит к качелям, возвращается, идет к цветам, потом обратно…
Но, что бы она ни делала, мать — отправная точка и цель. Малышка отходит на определенное расстоянние, но неизменно возвращается. Эта зона надежности будет с возрастом только расти и меняться в зависимости от разных факторов: знает ли ребенок это место, видит ли он вблизи других людей и животных, есть ли препятствия, которые загораживают мать.
Оба, мать и ребенок, выполняют общую задачу: поддерживать контакт.
Ребенок может привлекать внимание матери разными способами: «Смотри, что я делаю!», «Погляди, что я нашлa!». Если мать не смотрит, он становится настойчивее. Так же и она, когда ей кажется, что ребенок удалился слишком далеко, пытается привлечь его внимание и не испугать: «Пока-пока, Соня!», «Иди сюда, я тебе что-то покажу» и т.д.
Когда слова не действуют, как это часто бывает, мать встает с места и приближается к ребенку. Если ему не угрожает опасность, она ограничивается тем, что остается на «безопасном расстоянии». Это позволяет ребенку отойти немного дальше, т.к. приблизился его «базис» (по терминологии Боулби). Конечно, ребенок убегает не назло маме и не «водит ее за нос», он делает это потому, что доверяет ей.
Девочка достигает определенного расстояния (или проходит какое-то время) и возвращается сама. Иногда на это влияет еще что-то, например, появление незнакомца с собакой. Или подруги матери, которая разговаривает с той, и тогда малышка возвращается к маме за своей порцией внимания. Дело тут не в ревности, а в элемeнтарной осторожности.
И вот приходит время идти домой. Мать поднимается и зовет ребенка. И снова зовет. Возможно, он вернется тогда, когда увидит, что мать твердо решила уйти. Мать надеется, что дочь пойдет за ней следом, но не тут-то было. Ребенок подбегает к матери и протягивает к ней руки или обнимает за ноги.
Тут начинается сцена, которую каждый наблюдал или переживал десятки раз. Мать просит, кричит, приказывает, угрожает, тащит за руку: «Идем, я сказала!», «У тебя две прекрасные ноги для ходьбы», «Нет, милая, никаких «на ручки», ты уже большая», «Мне на самом деле очень жаль, но придется идти самой». Иногда взрослые вступают в дискуссию с матерью: «Бедная малышка устала…» «Она ничуть не устала! Она все время бегала и прыгала. Просто ее так приучили, вот и все!» Иногда ребенок пытается идти за матерью, но скоро отстает или замирает на месте. И мать, которая все больше сердится, должна вернуться за ребенком.
В конце концов, многие сдаются и берут малыша на руки, некоторые делают это спокойно, а некоторые после долгой борьбы. Другие берут ребенка за руку и тянут за собой. О первых говорят, что они «балуют» детей, о вторых, что они их «воспитывают» и «учат понимaть слово «нет»». В первом случае дети успокаиваются сразу или довольно быстро, вторые громко протестуют, и матери упрекают их, что они «опять закатывают концерты на улице» (будто ребенок делает это один).
В возрасте пяти-шести лет дети обеих групп спокойно следуют за матерью. Тех, кто «воспитывал» детей, хвалят за упорство, однако если мать все время носила ребенка, разве кто-то скажет ей: «Прости, мы были неправы, ты его вовсе не разбаловала, он прекрасно ходит»? Естественно, нет! Снова и снова неопытным родителям говорят: «Ты его и в армию на ручках отнесешь». Никто не признaет свое заблуждение, напротив: «К счастью, он сам обо всем догадaлся. Ты бы его до сих пор таскала на себе, будь твоя воля».
Некоторые считают, что ребенок всегда, когда он плачет, «устраивает концерты» и «просто капризничает». Однако специалисты с ними не согласны. Боулби пишет об исследованиях и своих наблюдениях и приходит к заключению, что дети возраста до 2,5-3 лет не в состоянии долго следовать за матерью и их предпочительно транспортировать: «Дети с радостью соглашаются, чтобы их носили, и открыто демонстрируют свои эмоции». По его наблюдениям за детьми на улицах, 89 процентов детей младше трех лет носят на себе или возят в колясках, при этом только 9 процентов детей старше трех не ходят самостоятельно (из них два процента в возрасте от четырех до пяти).
Некоторые авторы пишут о том, что, если ребенок может ходить, он должен ходить, будто речь идет только о навыке ходьбы. В этом они заблуждаются.
Для атлетов есть разница между стометровкой и марафоном, также, как для ребенка есть разница, гулять ли вокруг мамы, которая сидит на месте, или сопровождать маму, которая идет вперед. Для последнего действия недостаточно знaть, как передвигать ноги, сохраняя равновесие, нужно при этом измерять соотношение между собой, матерью и пространством и рассчитывать, какой путь от одной точки к другой будет самым лучшим, а обе точки при этом безостановочно двигаются!
Были временa, когда считалось, что детей нужно «учить ходить», иначе они никогда не научатся. Понимаете теперь, почему некоторые бабушки бывают так шокированы, что «никто не учит ребенка ходить»? В их время такие занятия, массажи и т.д. преподносились, как необходимые, но в наши дни почти все матери и педиатры знают, что ходьбе нельзя научить, это этап развития. Если уделять ребенку достаточно внимания и не мешать ему учиться ходить, он непременно начнет это делать сам незадолго до или вскоре после первого дня рождения.
Утверждать, что ребенок может идти по улице на том основании, что он может бегать в парке, то же самое, как утверждать, что челoвек может ездить по трассе, если он умеет управлять игрушечной машинкой.
Недавно я наблюдал из окна за одной матерью и ее примерно двухлетним сыном. Она с энтузиазимом подбадривала его: «Смотри, сейчас я иду, как кошечка, вот так!» (и она делала маленькие шажки), «а сейчас, как слон» (широкий шаг), «а сейчас, как кенгуру» (прыжок вперед). Мальчику очень нравилась игра, но я невольно подумал: «Они так до ночи не дойдут».
Еще один интересный момент: те же самые дети, которые со слезами требуют, чтобы родители понесли их, спокойно ходят рядом с бабушками и дедушками, потому что видят, что те недостаточно сильные и подвижные. Некоторые дети понимают, что нельзя проситься «на ручки», если родители увешаны сумками и пакетами. Поэтому бабушки нередко обращают внимание мам: «Видишь? Он просится на руки только к тебе, а я приучила его ходить ножками». Они приписывают себе заслугу, котрая полностью принадлeжит ребенку.
Малыш проходит самостоятельно такое расстояние и в таком возрасте, когда ему это еще тяжело, и вместо похвалы получает критику и сарказм: «Сейчас ты идешь, а для мамы ты устраиваешь концерт, верно?» Ребенок делает это только потому, что он по натуре своей добрый, и хочет делать хорошее, когда это возможно.»

В каком возрасте наш ребенок начнет спать один

«Это непростой вопрос. В нашем обществе так остро выражено неприятие совместного сна, что не проводилось ни одного серьезного исследования, в каком возрасте дети естественным путем перестают спать в семейной постели.
Если не делать ни малейшего усилия приучить ребенка спать отдельно, рано или поздно он начнет это делать сам. Я не знаю, в каком возрасте это произойдет — наверняка в каждой семье это бывает по-разному, в зависимости от характера и потребностей ребенка и родителей. Однако я уверен в том, что ни один из читателей не чувствует никакого желания снова каждую ночь спать между матерью и отцом. Японские дети спят с родителями примерно до пятого года жизни. Шимпанзе тоже спят с родителями первые пять лет, но в семь лет у них уже начинается пубертaт, т.е. их пять лет соответствуют нашим десяти.
Когда не было ни домов, ни одежды, трудно было себе представить, чтобы ребенок до 10 лет спал отдельно. Но сегодня спать одному не представляет такой опасности, и многие матери и отцы предпочли бы, чтобы их ребенок покинул семейную постель до десяти лет. Для других родителей это не имеет значения или им приятно спать рядом с ребенком. Так как это никому не вредит, вы имеете полное право спать вместе столько, сколько вам нравится.
Когда дети становятся достаточно разумными, чтобы понимать, что никакая опасность не угрожает, что родители спят в соседней комнате и придут в любой момент, когда это будет необходимо, тогда они уже в состоянии спать отдельно. В состоянии — но не обязаны.
По моему опыту и опыту других семей, практикующих совместный сон, дети в возрасте от трех до четырех лет обычно соглашаются спать отдельно, с условием, что эту идею им продали в красивой упаковке: «Ты ведь уже большой, поэтому ты получишь отдельную кровать и отдельный шкафчик, куда сможешь складывать свои игрушки». Но дети продолжают просить, чтобы им читали на ночь и оставались с ними, пока они не уснут. Это будет продолжаться до 7-8-летнего возраста. И, к тому же, они хотят, чтобы общество им состaвлял не кто-нибудь, а именно мать. Вполне типично, когда папа рассказывает сказку, потом еще одну, и еще, и когда он, наконец, говорит: «Ладно, хватит сказок, пора спать», ребенок отвечает: «Хорошо, пусть придет мама». И какая мать ни разу не слышала крика из детской: «Мама, иди сюда, папа уснул!»?
Переезд в отдельную комнату бывает проще, когда в семье уже есть старший ребенок, с которым младший делит территорию. Но с определенного возраста старший ребенок тоже захочет остаться один.
Во время полного конфликтов года от трех до четырех, когда разум (и родители) подсказывают, что уже можно спать отдельно, но инстинкт по-прежнему требует близости к матери, могут происходить странные вещи. Дети могут звать маму и быть ужасно благодарными, что она пришла, но в то же время без слез могут удовлетвориться фразой: «Давай, спи, уже поздно».
У Петры в возрасте десяти лет была фаза, когда она через пять минут после того, как ложилась спать, вставала и шла в спальню к родителям.
— Я не могу спать.
— Ты пробовала полежать тихо?
— Нет.
— Тогда попробуй.
И она уходила. Через несколько дней повторялся тот же трюк:
— Я не могу спать.
— Ты пробовала лежать тихо?
— Да.
— Долго?
— Нет, чуть-чуть.
— Тогда попробуй дольше.
Еще через несколько дней подробности были не нужны:
— Я не могу спааать.
— Знаешь, что я тебе скажу?
И она шла спать. Иногда ее мать, если она не слишком уставала, шла с ней, чтобы составить ей компанию на несколько минут. Спустя несколько недель Петра шла в постель без единого звука — и, конечно, ее мать скучала по тем моментам.»

Как и когда снимать подгузник

Контроль сфинктеров.
Одно из прав человека, обычно не прописанное в книгах, однако повсеместно соблюдаемое – возможность совершать дефекацию тогда, когда хочется. Конечно, может случиться, что нам срочно нужно по нужде, а мы находимся в ситуации, мало этому способствующей, либо далеко от туалета, и поэтому вынуждены терпеть (и все мы прекрасно знаем, чего нам это стоит). Также мы прекрасно знаем, чего стоит сходить по нужде, когда этого не хочется

( классическое «сходи в туалет перед дорогой – потом не будет возможности»). Представь себе, что директор какой-нибудь фабрики обязал бы всех служащих во избежание излишней потери времени ходить в туалет с 11.00 до 11.45, всех вместе. Тебе не кажется, что это не столько унизительно, сколько гротескно? Тебе не кажется, что возникли бы акции протеста, что об этом заговорили бы в газетах?
Если заставлять взрослого человека ходить по нужде в 11.45 и запрещать ему это в 13.28 кажется нам просто смешным, намного более смешным нам должно казаться заставлять делать подобное маленького ребёнка. Если наша дочка 9-ти ( или 19-ти) месяцев обкакается в штанишки, она cделает это не из вредности, не чтобы досадить нам, не потому, что больна, а потому что это нормально, потому что в этом возрасте дети ещё не контролируют свои сфинктеры. И если мы посадим нашего сына 5-ти (или 15-ти) месяцев на унитаз, и у него ничего не получится, мы не должны думать, что он издевается над нами или бросает нам вызов, что его необходимо показать психиатру; с ним все в порядке – он просто не умеет пока пользоваться унитазом. Честно говоря, мы бы не удивились, если бы 5-ти месячный малыш просто свалился с унитаза.
Но был период, веришь ты в это или нет, когда 9-ти месячных, и даже 5-ти месячных детей заставляли пользоваться горшком. В 1941 г. доктор Рамос, говоря о втором триместре жизни ребёнка (то есть между тремя и шестью месяцами), утверждал:
Регулировать естественные акты дефекации и мочеиспускания — такое же мощное воспитательное средство. Начиная с трёх месяцев мать должна сажать ребёнка на горшок в то время, когда он обычно делает «кучку» […] и если он её не сделает, разрешено, но только в течение нескольких дней, ставить ему глицериновую или свечку из какао-масла , чтобы у него возникла ассоциация между понятиями «горшок» и «испражняться».37.
Вы заметили одну деталь? Контроль сфинктеров – это не цель, а способ. Предлагается не воспитывать ребёнка, чтобы он справлял нужду в горшок, а наоборот — управлять дефекацией, чтобы воспитать ребёнка. Цель – не добиться, чтобы ребёнок не пачкался — это вторично. Истинная цель – воспитать ребёнка, научить его подчиняться и выполнять волю его родителей. Тот, кто научен подчиняться такому смехотворному приказу, как «а сейчас – какать!», потом будет подчиняться, без вопросов и протестов, любому другому приказанию. Уже в 1905 г. Фрейд с абсолютной ясностью высказал ту же самую концепцию:
У новорождённых один из самых недвусмысленных признаков будущей аномалии или невроза – отказ исполнить акт дефекации, когда его сажают на горшок ( то есть, тогда, когда это кажется наиболее уместным лицу, ухаживающему за ним) и сохранить за собою (ребёнком) право осуществить этот процесс, когда это удобно ему самому (ребёнку) 81 .
Это означает, что если новорождённый (предположим, что речь идёт о детях менее 12-ти месяцев) не испражняется тогда, когда ему велят родители, а тогда, когда испытывает в этом нужду – он «отказывается» слушаться, «оставляет за собой» право на это невероятное удовольствие, бросает вызов родительскому авторитету и обнаруживает яркие признаки будущей аномалии и невроза. Все дети, которые продолжают пользоваться подгузником после года, согласно Фрейду — невротики. И правду говорят, больше сумасшедших на воле, чем в дурдоме.
Почему Фрейд, Рамос и многие другие были так убеждены в том, что говорили? Чтобы утверждать подобные вещи, они должны были видеть детей младше одного года, умеющих пользоваться горшком по назначению. А чтобы утверждать, что существует связь между двумя этими явлениями (неврозом и умением пользоваться горшком), они должны были знать невротиков, имевших проблемы с пользованием туалетом.
Действительно, метод работал со многими детьми. Некоторые дети какают каждый день в определённое время, и если их посадить на горшок именно в этот момент, результат достигнут! Если процесс повторять, ребёнок начнёт ассоциировать горшок с актом дефекации, и в конце концов будет выработан условный рефлекс. Типичный пример – знаменитая собака Павлова, которой давали послушать звон колокольчика всякий раз, когда она ела. В результате стало достаточно звука колокольчика, и у собаки начиналось слюноотделение («текли слюнки»). Условный рефлекс бессознателен, он не требует ни способности мыслить (у собаки её нет), ни свободного выбора (собака не может выделять слюну, когда хочет, а только, когда слышит колокольчик).
Если ассоциация между горшком и дефекацией не достигалась автоматически, проводилась стимуляция при помощи глицериновой свечки или клизмы, которые обычно вызывают выделение кала через несколько минут после её введения. Кроме того, известно, что от холода маленькие дети чаще писают, таким образом, достаточно было снять детям штанишки, чтобы добиться результата. Однако, были, естественно, и дети, у которых не удавалось выработать условный рефлекс, многие дети, которым не удавалось какать по приказу.
Сегодня бабушка, соседка, медсестра, педиатр и книжка говорят неопытным родителям: «Естественно, а чего вы ожидаете? В этом возрасте они ещё не контролируют сфинктеры» «А, хорошо», — отвечают родители и убирают горшок до следующего года, так и быть. С этими детьми ничего не случится, и они, понятное дело, не станут невротиками. Однако, 80 лет назад, если шестимесячный ребёнок не какал в горшок, соседка, бабушка, педиатр, книжка и психиатр говорили родителям: «Это невозможно», «Да он смеётся над вами», «Возможно, он болен», «Один мой двоюродный брат вот так же начинал, а потом попал в сумасшедший дом», «Вы должны быть настойчивее», «Твёрдая рука – вот что нужно вашему ребёнку» …..Опечаленные родители настаивали, часами высаживали ребёнка на горшок («Пока не покакаешь, не сдвинешься с этого места»), кричали на него, угрожали и наказывали, ворчали на него («Такой большой, и все ещё в подгузнике!»), показывали его врачу, давали ему слабительные, делали ему клизмы, сажали его попой в горячую воду в наказание (в книгах описываются типичные ожоги от кипятка). Ничего странного, что некоторые из этих несчастных детей действительно становились невротиками, пророчество сбывалось, соседи и педиатры восклицали «Я предупреждал, что этот ребёнок плохо кончит, если его не научат пользоваться горшком до года». Фрейд, как и почти все в то время, перепутали следствие с причиной. Они и представить себе не могли, что именно усилия, направленные на «воспитание» ребёнка, приводили к неврозам.. К счастью, все большее и большее число врачей начали отдавать себе отчёт в истинной проблеме, и в 70-х годах доктор Бланкафорт в совершенстве выразил мнение тогдашней науки (и продолжающее существовать до сегодняшнего дня):
До года попытки «обучить» ребёнка контролировать его физиологические отправления бесполезны и даже контрпродуктивны. [….] Необходимо воспитывать ребёнка, а не «дрессировать» его, как зверька. Единственное и самое большее, чего могут добиться некоторые особенно упорные и одержимые матери — выдрессировать ребёнка, но ценой многочасовых высаживаний на горшок, что будет настоящей пыткой для ребёнка, и что может определить во многих случаях предрасположенность ребёнка к отрицанию, к отказу, а то и к настоящему страху. [….] Намного вероятнее, что ребёнок будет в состоянии осуществлять полный контроль над этими процессами ближе к двум годам 82.
Полностью согласен. Я поправил бы доктора Бланкафорта только в одном: вместо того, чтобы признать, что это медицина и психиатрия позорно ошибались по данному вопросу, он обвиняет «упорных и одержимых матерей». Бедные матери! Единственное, что они делали – это следовали рекомендациям педиатров и психиатров тридцатилетней давности.
К счастью, современное воспитание младенцев опирается на науку, и сейчас уже никто не использует варварские методы, такие как, например, обучение пользованию горшком трёхмесячных детей. Ведь так? Нет, к сожалению, не так. Есть похожий варварский метод – «обучение» ребёнка сну. В один прекрасный день, когда будет признано, что оставлять детей плакать ночью и заставлять их спать отдельно от матерей в первые годы жизни — «бесполезно и даже контрпродуктивно», и что эти матери «дрессируют, а не воспитывают» своих детей, вина опять будет возложена на «упорных и одержимых матерей». Как будто бы они все это придумали.
Как и когда снимать подгузник.
Часто говорится об «овладении контролем сфинктеров», и это смутно беспокоит родителей. Потому что, на первый взгляд, «овладение» предполагает обучение. Кто и как должен научить ребёнка контролировать его сфинктеры, что бы это ни означало?
Да нет же: научиться не писать в штаны, как научиться ходить, сидеть и говорить – это вещи, которые не требуют ни обучения, ни преподавания. Есть дети десяти лет, и даже взрослые, которые не умеют читать или играть на пианино, потому что никто их этому не научил. Родители должны что-то предпринимать (учить ребёнка самим, найти преподавателя или школу), если они хотят, чтобы ребёнок умел делать это и многие другие вещи. Но не существует детей десяти лет, которые не умеют ходить, сидеть, говорить, и которые писают в штаны (в состоянии бодрствования). Все здоровые дети (и значительная часть больных) прекрасно контролируют мочеиспускание (днем) и дефекацию с четырёх лет, и даже раньше.
Что бы вы ни делали — будете вы это делать «хорошо», или «плохо», и даже если не будете делать вообще ничего — ваш ребёнок научится. И поэтому вопрос должен быть не «что мне надо делать, чтобы мой ребёнок научится пользоваться туалетом», а скорее всего, таким:
«что мне надо делать, чтобы мой ребенок не страдал, учась пользоваться туалетом?». И самый верный ответ таков: «самое лучшее – не делать ничего». Или как можно меньше.
Когда родители что-то предпринимают, когда высаживают ребёнка часами на горшок, когда заставляют его сидеть на горшке, пока он не «сделает дело», когда они ругают его, если он писается в штанишки, со временем ребёнок в любом случае научится пользоваться туалетом, но он будет страдать в процессе «обучения», и его родители тоже. В крайних случаях может случиться, что некоторые «уроки» могут вызвать задержку в усвоении или стать причиной отказа ребёнка от дефекации, который трансформируется в запоры.
Но если мы никогда не снимем ему подгузник, как же он научится? Не будет ли он носить подгузник всю свою жизнь? Я в этом сомневаюсь. Я не знаком ни с кем, кто бы проверил это, но подозреваю, что, даже если родители вообще не проявляли бы никакой инициативы, все дети рано или поздно сняли бы с себя подгузники сами. Никто не идёт гулять в подгузнике в пятнадцать лет. Проблема в том, что подгузники стоят немалых денег, а менять их – определённых усилий, поэтому почти все родители, рано или поздно, стараются снять подгузник своим детям.
Это в общем-то не должно повлечь за собой никаких проблем. Подгузник – вещь абсолютно искусственная, изобретённая сравнительно недавно, которая создана для удобства не детей, а их родителей. Дети не нуждаются в подгузниках. Многие родители снимают своим детям подгузник с наступлением лета, и – будь что будет! Бывает, даже раньше года, прекрасно зная, что просто невозможно, чтобы ребёнок контролировал мочеиспускание и дефекацию. Для этого, естественно, лучше, чтобы в доме не было ковров, и необходимо быть готовыми убирать за ребёнком в любом месте и в любое время без малейшего ворчания и недовольства. Таким образом, ребенок может избежать возможного раздражения на коже из-за жары, а родители – значительной траты денег на покупку подгузников. Если в конце лета ребенок продолжает писать в штанишки (что легко можно ожидать), ему снова надевают подгузник, и все довольны.
В течение первого лета после исполнения двух лет, когда действительно есть надежда на перемены, родители могут объяснить ребенку, чего они от него хотят: «Когда захочешь писать или какать, скажи об этом». Но, конечно, родители не станут приставать с вопросами, не хочет ли он в туалет, каждые полчаса (достаточно объяснить это один раз в июне, в крайнем случае, раз в две недели), не станут усаживать его на горшок, когда он их об этом не просит, не будут его упрекать и ругать, не будут подшучивать над ним из-за его «проколов» или ложных тревог, не будут вести себя с нетерпением. Можно спросить ребенка, что он предпочитает: унитаз (как мама и папа), горшок (и пусть он сам выберет тот, который ему нравится), или адаптер для унитаза.
Некоторым детям удается достигнуть контроля в первое лето, некоторым – на следующее лето. Некоторые, естественно, достигают этого контроля в середине этого периода, и просят, чтобы им сняли подгузник зимой.(«Ты уверен?» «Да» «Хорошо, давай попробуем»).
Мы уже говорили, что снять подгузник обычно не несет никакой проблемы, но бывает, что проблемы возникают. Даже если никто их не ругал, не заставлял, не давил, не делал обидных замечаний, некоторые дети не соглашаются, чтобы им снимали подгузник. Они так привыкают носить его, что не представляют себя без него. Объясни своему ребенку, что он может писать и какать в любом месте – ты не рассердишься. Если, несмотря на твою готовность, он хочет ходит в подгузнике – надень его ему без возражений. В конце концов, это не он придумал, это его родители решили надеть ему подгузник, когда он родился, и не его вина, если он к нему привык. Бывает, что ребенок, который попросил снять ему подгузник в полтора года, в два с половиной просит надеть ему его снова. Не настаивай, не торопи время, просто скажи ему «хорошо, когда захочешь, чтобы тебе его сняли, скажешь мне», вот и все.
Некоторым детям нравится ходить без подгузника, но у них не получается пользоваться горшком. Они чувствуют позывы, говорят об этом родителям, но писать или какать сидя у них никак не получается. Они хотят подгузник. Бывает, в течение какого-то периода приходится надевать им подгузник всякий раз, когда они должны пописать и покакать. Некоторым детям, играющим голышом на пляже, приходится надевать подгузник, чтобы они пописали. Не удивляйся, не жалуйся, не смейся. Надень ему подгузник без всяких споров – теперь уже осталось недолго. Некоторые более робкие дети не решаются попросить надеть им подгузник, но и горшком пользоваться они не могут, и пытаются сдерживаться как можно дольше. Некоторые даже страдают от запоров на этой почве. Если ты заметишь, что твой ребенок перестал ходить по большой нужде в период, когда ему сняли памперс, попробуй надеть ему его снова (даже если он тебя об этом не просил).
Нет ничего плохого в возвращении к подгузнику после нескольких дней или месяцев без него. Это не шаг назад, не регресс, и это не наносит никакого вреда ребенку. Естественно, если он сам от него не отказывается.
Теперь рассмотрим другую крайность: ребенок не способен еще к контролю, но настаивает, чтобы ему сняли подгузник, или после того, как он провел лето без подгузника, не хочет надевать его вновь. Как всегда, очень важно поговорить с ребенком и отнестись к нему с уважением. Если происходят только «случайные ошибки», лучше сделать так, как он просит. Если же контроль равен нулю, попробуй убедить его надеть подгузник снова. Но если он отказывается категорически, если дело доходит до слез, если он переживает происходящее, как поражение и унижение, лучше послушать ребенка, попытавшись, может быть, прийти к некоему копромиссу («дома ходи без подгузника, но когда мы идем на улицу – надень его»). Бывает, приходится отказаться от прогулок на несколько недель, чтобы не переживать эту «драму». Именно поэтому очень важно не зацикливаться на этом вопросе, не отпускать комментарии, не говорить ребенку : «Как стыдно, такой большой — и все еще в подгузнике», «Посмотрим, когда же ты наконец научишься ходить в туалет», «Если ты будешь продолжать писать и какать в штаны, придется надеть тебе снова подгузник, как маленькой девочке» и другие подобные милые вещи. Никогда не следует разговаривать с ребенком в таком тоне, ни на тему подгузников, ни на какую-либо другую.
Все нормальные дети могут себя контролировать днем, и нет нужды их этому обучать. Если твой ребенок продолжает писать и какать в штанишки после четырех лет (за исключением редких «проколов» с мочеиспусканием), поговори с педиатром. Когда есть проблемы, часто они имеют психологическую причину (временами причиной явяется именно «обучение» пользованию хоршком во что бы то ни стало, иногда – это проявление ревности или конфликтов). В некоторых случаях недержание кала (энкопрез) – это следствие запоров: формируется твердый комок кала, который раздражает слизистую прямой кишки, и провоцирует ложную диарею. Ребенок не испражняется по желанию , и ворчание и наказания только ухудшат ситуацию.
Но совсем другое дело с ночами. Хотя многие дети могут спать, не писаясь в постель, уже в три года, многие другие дети продолжают делать это (ночной энурез) до подросткового возраста, а иногда и всю жизнь. Во время первой мировой войны 1% призывников в США был признан негодным к службе именно по причине энуреза. Причиной ночного энуреза почти никогда не являются органические или психологические нарушения — энурез зависит от созревания нервной системы и генетической предрасположенности (он передается по наследству).
Некоторым детям удается не писаться в постель в какой-то особый день (например, если они остались на ночь у школьного друга) ценой не смыкания глаз всю ночь напролет. Естественно, они не в силах делать это несколько дней подряд. К несчастью, некоторые родители не понимают невероятных усилий, которые предпринимают их дети, и упрекают их («В гостях у Павла тебе удалось не описаться, но дома ты не беспокоишься, конечно, здесь же я стираю простыни»). Такие комментарии не только жестоки, но и ошибочны. Какое-то время назад одна мама писала на одном интернет-форуме, что ее дочь семи лет все еще писается в постель. Другая мама ей ответила:
Я писалась в постель до 16 лет, и мне было так плохо, я так комплексовала из-за этого….Я не спала целыми ночами, чтобы не намочить матрас, но за те пять минут, что я проваливалась в сон, это случалось снова. Я ничего не пила целыми днями, это было ужасно, но я продолжала писаться в постель. Я вставала ночью постирать простыни, чтобы никто ничего не заметил. Не ругай свою дочку, не вешай на нее эту ответственность, это – как болезнь: в один прекрасный день я неожиданно перестала писать в постель. Мой старший сын писался ночью до тринадцати лет…..
Я хочу рассказать вам один анектод, как дань уважения великому японскому педиатру доктору Итсуро Яманучи из г. Окаямы. Я посетил его больницу в 1988 г., и меня очаровал этот мудрец, который смиренно продолжал работу участкового педиатра, несмотря на то, что являлся директором крупнейшей больницы. Однажды я сопровождал его во время его обхода, и он объяснял происходящее на английском языке.
— Этому мальчику 6 лет, и он писает в постель. Я объяснил его матери, что это нормально, что ничего не поделаешь, и что я сам писал в постель до семи лет.
— Какое совпадение! – воскликнул я на на своем плохом английском. – Я тоже писался в постель до семи лет.
Доктор Яманучи быстро (к моему удивлению) перевел мои слова, и мать ребенка посмотрела на меня с еще большим удивлением, а потом рассыпалась в благодарностях.
Немного позже другая мать, слушая врача, снова поглядела на меня с удивлением, а потом снова рассыпалась в благодарностях.
— Этому мальчику десять лет, и он тоже писает в постель.Я объяснил его матери, что я сам писал в постель до одиннадцати лет. А ты до семи.
— Но…..доктор….Вы же сказали мне, что писали в постель до семи?
— Хм, — улыбнулся доктор Яманучи. – Я всегда прибавляю один год к возрасту их детей.

Как научить ребенка спать?

«Да, эта одна из самых важных задач воспитания нашего века!
Один из популярных мифов гласит: «В конце первого полугодия жизни, самое позднее, в 7 месяцев, ребенок должен быть в состоянии спать в одиночестве в темной комнате не менее 11-12 часов подряд» (Эствилль).
Эксперты, правда, не сообщают нам, откуда они черпают такую информацию. Почему ребенок должен спать именно 11-12 часов, а не 7 или 13, почему он должен научиться этому ровно в полгода, а не в три месяца или в десять.
Эксперты убеждают родителей, что дети, которые просыпаются ночью, «аномальны», их нужно лечить, иначе это приведет к тяжелым последствиям: «дети, которых кормят грудью по ночам, склонны к плачу, капризам, рассеянности, зависимости от матери, тяжелому характеру.»
Мы все время слышим, что после 6 месяцев ребенок не нуждается в ночных кормлениях. Это предложение абсолютно ни о чем не говорит. Что знaчит, «не нуждается»? Что он не умрет от голода, если его ночью не покормят? Что можно избежать ночных прикладываний к груди с вот этим конкретным ребенком? В таком случае, мы с тем же успехом можем утверждать, что детям «не нужны носки», «не нужны яблоки», «не нужна школа», «не нужны игрушки» Ни один ребенок не умер из-за отсутствия этих вещей и даже серьезно не заболел. Но кто сказал, что то, в чем нет необходимости, запрещено? Нет существенного различия между утверждениями, что дети «не нуждается в еде ночью» и «дети не нуждаются в еде днем». Ночные кормления не вызывают ни рак, ни облысение, ни запоры, ни проблемы с пищеварением. Напротив, в первые месяцы очень важно кормить грудью по ночам. Почему же то, что полезно в два месяца, становится вредным в десять?
Детям, которые просыпаются по ночам и зовут мать, ставят диагноз «детская бессонница». Но требовать от ребенка, чтобы он долго спал в одиночестве, значит противоречить одному из его основных инстинктов. Ребенок был бы серьезно болен, если бы действительно не мог спать (полная бессоница через несколько дней привела бы к смерти), но если он не хочет спать в одиночестве много часов подряд, это никак не симптом болезни. Значит, речь идет не том, как научить ребенка спать, а как научить его спать так, как мы считаем нужным, чтобы он спал.
Эствилль пишет о том, что многие дети (спящие в одиночестве) бьются по ночам головой об стену и раскачиваются, но в этом нет ничего страшного, если такое поведение началось до 18 месяцев и закончилось до трех лет. Создатся впечатление, что таким образом определяется нормальное поведение ребенка: «Доктор, моя дочь просыпается по ночам…» «Все ясно! И она не может уснуть, пока вы не придете. У нее детская бессоница, вызванная плохими привычками ее родителей. Если ее не лечить, это проведет к душевному расстройству!» «Нет, доктор, вы не поняли. Моя дочь просыпается, но не плачет и не зовет меня, она молча бьется головой об стенку» «А! Так бы сразу и сказали. Если она только бьется головой об стенку, все в порядке, нет повода для беспокойства.»
Эствилль рекомендует оставлять ребенка одного в кроватке еще до того, как он уснет: «Ребенка должны окружать перед сном вещи, которые ему знакомы: кроватка, плюшевый мишка и т.д.»
Т.е., если ребенок зовет по ночам мать — это механичeская привычка, которую он приобрел, он это делает только потому, что мать — последнее, что он видит перед сном. А его мишка может быть рядом всю ночь, и успокоит ребенка своим присутвием, если тот проснется. (Почему мать не может быть ночью рядом? Потому что ей тяжело по ночам возиться с ребенком, а мишке все равно. А если ей приятно быть рядом с ребенком? Tогда она слабохарактерная! Нет, стоит ребенку один раз попасть в родительскую постель, и его уже никогда оттуда не выгнать, нужно слушаться экспертов!) К сожалению, дети продолжают плакать по ночам, несмотря на мишку, мобиль или картинки на стене. Потому что ребенку нужно не «последнее, что он видел», ему нужна его мать. Если ребенок уснул на руках у незнакомца, кого он будет звать ночью, незнакомца или маму?
Если у меня отберут матрас, я тоже не смогу уснуть. Но верните мне его, и я покажу вам, как я умею спать! Если ребенка разлучить с матерью и ему тяжело уснуть, знaчит ли это, что он страдает бессоницей? Конечно, нет! Верните ему мать, и он покажет вам, как он умеет спать!
Эствилль советует: «Дайте ребенку одну из его кукол со словами: «Это Бенни, твой лучший друг, он теперь всегда будет спать рядом с тобой.»»
Кажется ли вам нормальным, что другом должна быть кукла, а не человек (и даже лучшим другом, вместо родителей)?
Если вы спите вместе с ребенком, вам наверняка хоть раз говорили: «Ну все, теперь он всю жизнь будет спать в твоей постели» Почему бы соседям и родственникам не сказать: «Конечно, он не расстанется с этой куклой и в армии», «В первую брачную ночь он положит эту куклу себе на подушку». Нет, такую ерунду никто не говорит! Все едины в том, что ребенок поспит какое-то время с куклой (примерно столько, сколько он спал бы с мамой, при том, что кукла только холодная и грустная замена матери), потом спокойно начнет спать один. Но если вы имели мужество пойти против одной из главных общественных установок и взять ребенка в родительскую постель, вы услышите десятки подобных заявлений.
Придет время, когда ребенок ни за что не согласится спать в одной комнате не только с вами, но и с братом или с сестрой. И если для него не найдется свободной комнаты, конфликт запрoграммирован. Это так же естественно, как то, что маленький ребенок плачет и зовет вас ночью. Сон — это не действие, которое можно выучить механическим повторением. Всему свое время. Наберитесь терпения и помните, что ребенок никому ничего не должен.»

Специалисты по побоям

«Среди современных авторов я не нашел ни одного такого убежденного сторoнника побоев, как доктор Кристофер Грин из Австралии. Он описывает несколько случаев, в которых затрещины были использованы неправильно: недостаточная последовательность (отец чувствует себя виноватым за свои действия), «последняя капля» (отец слишком долго терпит и взрывается из-за какой-то мелочи), опасность, что ребенок в ответ ударит отца, равнодушие ребенка.
«Некоторые дети, пишет Грин, обладают большими актерскими способностями, они стоически терпят удары и в конце наказания говорят: «А мне совсем не больно!» Конечно, им было больно, но они знают, что эта реакция вызовет еще большее раздражение того, кто их наказывает, и таким образом мстят тому, кто поднял руку на такую важную персону».
Речь идет о детях младше четырех лет. Случайный шлепок производит на детей такого возраста впечатление сильного удивления и вызывает неконтролируемый плач. Сколько же ударов должен был раньше вынести ребенок, чтобы говорить, что «ему не больно»? И снова виновата жертва: она слишком высокого мнения о себе, лицемерит, дерзит, мстит. Будто отец, регулярно бьющий трехлетку в воспитательных целях не лицемер и не слишком высокого мнения о себе, будто он любящий, справедливый и безропотный.
Ладно, если ты не плачешь, ты дерзок, но еще хуже, если ты плачешь! В таком случае, ты манипулируешь родителями и внушаешь им чувство вины, как пищет доктор Грин в другом абзатце. Хорошие детки, которые озабочены тем, чтобы не нанести родителям психологическую травму, должны реагировать на побои недолгим и негромким плачем, в котором должна выражаться благодарность родителям и готовность исправиться.
Грин рекомендует бить детей в качестве предупреждающей меры, «если ребенок лезет на балконные перила, пишет он, что может быть лучше сильной затрещины, чтобы предотвратить опасность?»
Ну, есть много чего, что было бы лучше, прежде всего, не допускать того, чтобы маленькие дети находились на балконе одни. Мы бьем ребенка не потому, что «воспитываем» его, а потому, что сердимся сами на себя за то, что отвлеклись. Конечно, все мы только живые люди и может случится, что ребенок окажется в опасном месте без наблюдения, будь то балкон, открытая розетка или горячая печь. Глупо было бы со смехом говорить: «Ах ты, проказник, опять крутишь газовый кран!» Логичнее было бы серьезно объяснить ребенку, что печка горячая, делает больно, забрать ребенка из кухни, закрыть дверь. Этого часто бывает более, чем достаточно, чтобы ребенок, не привыкший к побоям, расплаклся. Когда ребенку будет около четырех, после таких объяснений он поймет, что газовый кран трогать нельзя. В полтора же года не остается ничего другого, как внимательно смотреть за ребенком, т.к. он все равнo не поймет взаимосвязи шлепка и опасности от газового крана.
Другой специалист по побоям, испанских детский психиатр доктор Кастелл пишет: «Если ваш ребенок истерически плачет без причины, лучше дать ему для этого конкретный повод, т.е., ударить»
Вы часто плачете без причины? Если да, то это состояние называется в медицине депрессивным, и я еще не слышал, чтобы побои были средством лечения депрессии. Во всяком случае, я бы побоялся обращаться к психиатру, который практикует такие методы лечения…
Зачем беспокоиться о страданиях ребенка, зачем чувствовать их, как свои (со-чувствовать), когда гораздо легче дать пощечину, и все будут довольны? Тот, кто выбирает тяжелый путь слов, а не насилия, помнит, что слез без причины не бывает, что для того, чтобы плакать, нужно что-то чувствовать.
Самое ужасное, что традиция бить детей передается из поколения в поколение, и люди, которых били в детстве, часто бьют своих детей. С одной стороны, у ребенка не было другого примера, он не знает других методов воспитания. С другой стороны, побои развивают агрессию и неспосoбность чувствовать страдания других людей.
У детей очень сильно выражена потребность оправдывать родителей, потому что они любят их. Таким образом, если я не бью своих детей, я как бы показываю своим родителям, что меня воспитывали неправильно.
Некоторые дети, которым не хватает «здорового» внимания родителей, начинают добиваться этого внимания аномальными способами. Некоторые родители оправдываются: «Он сам напросился!» Разве ребенок напрашивался бы на побои, если бы знал, что может просить и получать другое, или, в самых тяжелых случаях, если бы знал, что есть что-то, кроме побоев?
Какие воспоминания вы хотите оставить о себе вашим детям?…»

Девочка, у которой не было границ

«Марта нежится в постели. Но мама зовет ее, она должна вставать. Почему она не может полежать еще полчасика? Или, еще лучше, вообще не ходить в школу? Пусть всегда будут каникулы! Она бы каждый день ходила на пляж и каталась на велосипеде. А лучше на лошади! Она кормила бы лошадь сахаром и морковкой, ездила бы на ней совсем одна и открывала бы новые земли… Ну ладно, не одна, вместе с Изабель, ей уже восемь лет…
Крик матери обрывает ее мечты.
Да, уже встаю… Как скучно мыться каждое утро, а вода такая холодная! И это мыло ужасно воняет. У Изабель дома мыло пахнет так вкусно. Это платье мне вообще не нравится. И кроссовки «Рибок», какой позор, у нас все девочки в классе носят «Найк». Но папа твердо сказал, что не купит мне новых кроссовок, пока можно носить эти…
Марта уже давно не просит налить в молоко побольше какао, маме никак не объяснить, что молоко должно стать совсем темным. Круглые кексы? А я люблю квадратные. Чистить зубы после завтрака? Но, мама, мои подруги чистят зубы только перед сном! Ладно, ладно… Паста щиплет язык, почему у нас никогда нет клубничной пасты?
Нужно нести портфель с книгами. Нужно идти в школу. Мама не хочет возить меня на машине, потому что говорит, что из-за 200 метров она не будет выводить машину из гаража. Марта останавливается, чтобы посмотреть на витрину магазина игрушек, просит купить ей электрическую железную дорогу, «Купим на рождество» — рывок за руку. Она задерживается, чтобы пройти по бордюру — рывок за руку. Она пинает камушек — рывок за руку. Она замирает, чтобы посмотреть на собаку, задравшую лапу под стеной — рывок за руку. Она ступает в лужу — рывок и выговор.
Школа — такая чепуха! Нельзя встать, когда хочется, нельзя сидеть рядом с Изабель, нельзя разговаривать, нельзя смеяться, нужно смотреть на учительницу, нужно ее слушать. Сдай домашнее задание, открой книгу, достань тетрадь, диктант, сиди прямо, разве ты не видишь, что пора заточить карандаш? Сделайте упражнение на странице 30, нарисуйте корову, на завтра все, что осталось на странице 42… Посмотрим, Марта, сколько будет три умножить на… С каких пор трижды шесть у нас 19? Посмотрим, кто-то может сказать Марте, сколько будет трижды шесть? Изабель говорит, что больше не хочет с тобой дружить, она видела, как ты играла с Соней. Тогда скажи Изабель, что она глупая, с кем хочу, с тем и играю. Посмотрим, о чем же таком важном говорят эти девочки, что это не может подождать до конца урока? Почему вы не скажете этого громко, чтобы мы все услышали?
Опять горох на обед! И эта дура Изабель не хочет сидеть со мной. Надо же, болтает с Анной, только чтобы позлить меня. Фууу, рыба!
Дорого домой полна разочарований. Рывок за руку возле кулинарии («Никакого шоколадного круассана!»), возле магазина игрушек («Никакой электрической железной дороги!»), возле компьютерного магазина («Никакой новой игры!»), возле киоска с газетами («Никакой жвачки!») «Довольно уже, Марта! Сегодня ты меня очень нервируешь!» (Да, сегодня — и вчера — и каждый день.)
Перед тем, как играть, нужно переобуться. Нужно сделать уроки перед тем, как смотреть телевизор. Нужно немедленно выключить телевизор, и идти ужинать, хотя передача такая интересная. Перед ужином нужно помочь накрыть на стол. Перед этим нужно еще помыть руки. Я тебе уже 20 раз говорила, что нужно мыть руки! Посмотри на свои руки! О нет! Снова горох! Они сговорились. Мама, а яичницы не будет? Чтооо? Рыба?
Фрукты или шоколадный крем? Сначала ты должна поесть фрукты. Я не люблю фрукты. Они полезны для здоровья. Я не хочу. Съешь грушу. Нет, никаких груш, а бананов нет? Нет, грушу или яблоко. Я не хочу, я хочу шоколадный крем. Прекрати спорить с матерью! АААААА!!!
Ладно, бери свой крем и успокойся!
Вообразите себе эту картину. Вызовите полицию! Видите, что случилось в конце? Марта взорвалась. Она хотела заставить мать плясать под свою дудку. Это типичная девочка, которая ВСЕГДА получает то, чего хочет. И все потому, что родители не поставили ей границ. Они дают ей ВСЁ, о чем она просит. Чем больше ей дают, тем больше она добивается своего и в будущем у нее возникнут серьезные проблемы, считают некоторые психологи.
Нет, не бойтесь, с Мартой не случится ничего плохого, если она один раз «добилась своего». Напротив, иногда полезно выполнять желания своих детей, чтобы они не чувствовали себя игрушкой в руках судьбы, а понимали, что их решения тоже влияют на что-то. Потому что, как и все дети, Марта уступает и слушается десятки, сотни раз в день. Когда Марта настаивает на шоколадном креме, она учится выражать свои желания и требовать уважения к ним. Когда она вырастет, то сможет это делать без слез и криков, и это обернется в очень полезное свойство. Матери лучше всего было бы не кричать на нее, а спокойно сказать: «Хорошо, если ты хочешь крем, ешь крем».
Значит ли это, что мы должны давать детям все, чего они хотят? Конечно, нет. Но не из тех соображений, чтобы они научились сдерживать свои желания, a только лишь потому, что это невозможно.
Детей, у которых нет границ, не бывает. Ваш ребенок не умеет летать, он не всегда выигрывает у друга, он не может предотвратить дождь, который портит день на пляже.
Есть границы, которые вы ставите ребенку ради его благополучия (или, по крайней мере, считаете так, в других семьях могут придерживаться иного мнения на этот счет) и, без сомнения, нет таких детей, которые каждый день не сталкивались бы с ними.
Кстати, почему мы считаем, что ребенку для счастья нужны границы? У нас, взрослых, обычно все наоборот, границы делают нас несчастными (безответная любовь, отпуск, который нельзя взять, слишком дорогая машина), а, достигнув цели, мы обычно довольны.
Я не против границ вообще. Я против только искусственных, неестесвенных границ. Если ребенок просит нас о чем-то, что не вредит его здоровью, не разрушает окружающую среду, то, что мы в состоянии оплатить, то, на что у нас есть время, не будем запрещать ему этого только потому, что «нужно поставить границы» или из опасения «разбаловать» его. Разве ребенок заболеет лепрой, если искупается не сегодня, а завтра? Настанет конец света, если мы пойдем гулять только после того, когда закончится его любимый фильм? Он умрет от холода, если не наденет теплую куртку?
Но если мы твердо решили что-то (нужно ходить в школу, делать уроки, выключить телевизор), как мы сможем сохранить наш авторитет без того, чтобы выглядеть тиранами? Как нам выдвинуть наши условия без того, чтобы кричать и ругаться, как нам не ожидать от ребенка, что он послушается с улыбкой, как хорошие детки в фильмах, а не будет разочарован? Этому тоже нужно учиться.»

Наказания

«Противники побоев часто защищают другие формы наказания. Отмену каких-то удовольствий (сладкое или телевизор) или последствия («Если ты не уберешь свои игрушки, я их выброшу»)
Я считаю, что детям, которые учатся что-то делать, так же, как и взрослым, не нужны наказания. Дети хотят сделать нас, родителей, счaстливыми, даже если не всегда знают, как.
Предстaвьте себе, например, что к вам в гости пришла ваша подруга. «О, какая воcxитительная ваза!» Она берет ее в руки, рассматривает, и вдруг ваза выскальзывает у нее из рук… И вот она (а это была китайская ваза из старинного фарфора, память о бабушке) разбита вдребезги. Почему ваша подруга это сделала? Она проверяет вас на прочность. Если вы сейчас же не накажете ее, она только и будет делать, что бить все вазы, которые попадутся ей под руку, а также, возможно, рисовать на стенах и откручивать краны, потому что вы в ее глазах утратили свой авторитет.
Какая чушь! Она разбила вазу не нарочно, ей ужасно неловко, она тысячу раз извинится, вы заверите ее, что в этом нет ничего страшного, и она еще несколько лет будет боятся вообще прикасаться к вазам.
А если бы это сделала ваша дочь? Думаете, у нее были бы иные мотивы?
Другое дело, что ваш опыт говорит вам иное. Двухлетняя девочка не знает, что фарфор бьется, к тому же она не в состоянии сидеть тихо и ее руки еще не такие ловкие. Конечно, со временем она научится обращаться с бьющимися вещами. А пока у вас есть хорошая возможность спрятать от нее ценные вещи и поставить на видное место все ненужные подарки, с которыми вы не знали, что делать.
Что вы будете делать, если ваша дочь разобьет ценную вазу? Выберите один из возможных вариантов:
а. Шлепнуть по ручкам.
b. Смотри, что ты наделала! Сколько раз тебе повтoрять одно и то же! Я уже устала от тебя!
c. В качестве наказания не пойти в парк.
d. Мне очень нравилось эта ваза, она дорого стоила и это единственная память о моей бабушке. Ты виновата, что я сейчас страдаю, надеюсь, ты рада.
е. Ты должна оплатить хоть часть вазы, поэтому до рождества ты не будешь получать карманных денег.
f. Ой, как жалко, ваза разбилась! Нужно быть очень осторожной, с вазами не играют. Давай уберем осколки.
g. Ничего страшного, это была всего лишь старая ваза.
Если бы вазу разбила ваша подруга, соседка или родственница вы, несоменно, выбрали бы последний вариант.
Я думаю, это был бы справедливый вариант и для вашей восьмилетней дочери. Она точно знает, что ваза для вас много значила, что нужно быть внимательнее, что вы огорчены и только из вежливости отрицаете это. Ей грустно, стыдно, и она бы все отдала, чтобы вернуть вазу на место. Ей не нужны ни наказания, ни упреки.
Вариант е очень распространен для старших детей, но кажется мне мелочным. У подруги вы не требовали бы возмещения ущерба и отказались бы, если бы она сама предложила вам деньги. Как же вы можете требовать деньги с вашей несовершеннолетней дочери, которая не заработала даже на мороженое?
Если речь идет о двухлетке, то вариант g не подходит. Она еще не понимaет, в чем разница между разбитой китайской вазой и лопнувшим шариком. В этом возрасте вариант f выражает понимание и несет информацию. А в следующий раз вы получше будете прятать от дочери ценности, потому что она еще неспособна делать далекоидущие выводы.
Если ребенок считает, что с ним пoступили несправедливо, то он изменит свое поведение не из-за того, что вы его наказали. Он будет чувствовать себя униженным и рассерженным и сделает то же самое еще раз, но тайно.
Вполне возможно воспитывать детей без наказаний и без угроз наказаниями.»

Откуда берется ревность

«Мы, взрослые, ревнуем к нашим сексуальным соперникам, дети ревнуют к братьям и сёстрам. Что общего у этих состояний, почему они называются одинаково?
Ревность знакома не только людям. У тех видов животных, в которых самец вместе с самкой воспитывает детенышей, он тоже отгоняет соперников, чтобы сохранить свои гены.
Самка не сомневается в своем родительстве, и ее не волнует, как проводит свободное время самец. Долгий период детства у нашего биологического вида требует того, чтобы на отца можно было рассчитывать.
Если он начинает завязывать отношения с другими женщинами, мать испытывает страх остаться одной без поддержки в воспитании детей. У людей ревность испытывают оба пола.
Почему же тогда влюбленные ревнуют, даже если у них нет детей? Но это происходит не сознательно, а инстинктивно, точно так же, как голодный человек не рассуждает: «сейчас мне нужно потребить 800 килокалорий.»
Точно так же происходит и в случае с детской ревностью: ребёку нужна родительская забота, чтобы выжить. Следовательно, когда рождается братик или сестричка, старший ребёнок своим поведением как бы дает знать: «Эй, я тоже есть!» Поэтому дети (конечно, бессознательно) пытаются привлечь внимание матери: начинают опять делать в штанишки, закатывают истерики, заикаются. Дети, которые вели себя похожим образом тысячелетия назад, имелi больше шансов выжить, и их гены распространились по планете.
Ревнующие дети ведут себя странно. Они подражают младенческому поведению, в то же время часто подчеркивают, что они старше и лучше. К рoдителям они тоже относятся со смесью любви и враждебности. К младшим детям старшие могут проявлять свою любовь так экспессивно , что это граничит с агрессией, например, почти душить в объятиях. Иногда они пытаются побить малышей, иногда высмеять («он не умеет разговаривать и делает в штаны») У них могут быть приступы ярости, и они пытаются бить своих родителей, любовь которых хотят завоевать. Такие противоречия кажутся странными, но точно так же ведет себя мужчина, подозревающий свою жену в измене: иногда он плачет и умоляет, иногда пытается стать образцовым мужем и заваливает ее подарками, иногда он внимательный и нежный, иногда набрасывается на нее с упреками и устраивает сцены. Иногда он пытается высмеять соперника, иногда нападает на него или на свою жену…
Порой старших детей сравнивают со «сверженными принцами», которые ревнуют потому, что утратили привилегии единственного ребенка. Однако это не совсем так, иначе младшие дети, которые никогда не были единственными, не ревновали бы к старшим.
Чем меньше разница в возрасте, тем сильнее ревность, т.к.старшие дети могут все еще нуждаться в том же, что и младшие (ношение на руках, много телесного контакта). Ревность между братьями и сёстрами абсолютно нормальна, поэтому было бы вредно запрещать ее, подавлять или игнорировать.
Мы можем помочь ребёнку справиться с ревностью тем, что будем выказывать к нему безусловную любовь. Он должен знать, что ему не нужны проявления ревности, чтобы завоевать наше внимание, и что мы все равно любим его, даже если он ревнует. Лучше перевести его ревности в другое русло, показать ему, какой он большой и умный («Расскажи маме, как ты помогал купать сестричку! Какое счастье,что у нас есть Маркус, как бы мы справились без него!») Но мы не можем ожидать и требовать от ребенка, что он вообще не будет ревновать. Это было бы ненормaльно.
Представьте себе, что ваш муж однажды приводит к вам в дом молодую женщину: «Дорогая, позволь представить тебе Лауру, мою вторую жену. Мне бы хотелось, чтобы вы стали подругами. Она новенькая и должна привыкнуть у нас, поэтому я буду должен посвящать ей много времени. Надеюсь, что ты, как старшая, будешь себя хорошо вести и много помогать по хозяйству. Она будет спать со мной в одной спальне, чтобы мне было легче заботиться о ней, а у тебя будет своя комната, вся в твоем распоряжении, ведь ты уже большая. Ты ведь рада получить отдельную комнату? Ах, да, твои украшения ты, конечно, будешь теперь делить с ней.»
Признайтесь, не приревновали бы вы тоже слегка?»

Плач без причины?

«Трехмесячная Лаура безутешно рыдает. Ее прикладывали к груди, на ней свежий подгузник, ей не холодно, не жарко, она не укололась о мамину брошь. Мать берет ее на руки, тихим голосом нежно поет ей несколько слов, и вот Лаура уже спокойна. Мать снова кладет ее в колыбельку, и Лаура тут же разражается горьким плачем.
«Она сыта, не хочет пить, с ней все в порядке, — говорят злые языки. — Чего может хотеть этот ребенок?!»
Он хочет свою мать, потому что любит ее. Ваш ребенок любит вас. Любит не за еду, не за одежду, не за тепло, не за игрушки, которые вы ему позже купите, не за дорогую частную школу, куда вы его отправите, не за деньги, которые он однажды унаследует от вас. Любовь ребенка чиста, беспричинна и бескорыстна.
Фрейд утверждал, что дети любят мать из-за питания, которое они от нee получают. Это так называемся теория вторичного импульса (мать вторична, первично ее молоко). Боулби в своей теории привязанности приходит к прямо противоположному выводу: потребность в матери не зависит от потребности в пище и, возможно, даже сильнее.
Почему же матери боятся наслаждаться этим чудом бесконечной любви? Разве вы чувствовали бы себя лучше, если бы ребенок звал мать только из-за голода, жажды или холода и гордо игнорировал бы вас, когда все его потребности удовлетворены? Каждый накормил бы голодного малыша, укрыл бы его теплым одеялом, если он мерзнет. Когда ваш ребенок плачет, он просит любви. Разве вы в таком случае не возьмете его на руки?..
Ваш ребенок — не плакса.
Как это, спросите вы, если он то и дело ревет целый день? Верно, малыши плачут чаще, чем взрослые, поэтому мы называем их плаксами, ревами и нытиками.
Но если у них на самом деле есть причина для плача?
«Нет, они плачут без причины, — скажете вы, — или из-за какой-то ерунды!»
В соотвествии с возрастом, они плачут из-за того, что их башня из кубиков упала, что мы не купили им мороженого, что мы ведем их к врачу, что мы вышли на пять минут, что они не могут сразу найти сосок, что мы меняем им подгузник, что мы сушим им волосы… Конечно, ни один взрослый не станет плакать из-за этого.
А из-за чего вы могли бы заплакать? Проведите эксперимент: возьмите на колени ребенка в возрасте года-двух и расскажите ему о самых грустных вещах, которые придут вам на ум: «Тебя взяла в оборот налоговая инспекция и тебе грозит тюрьма», «Тебя уволили с работы и тебе не на что жить», «У тебя появились морщины вокруг глаз», «Твоя футбольная команда вылетела из первой лиги…» Он не зaплачет. Дети и взрослые плачут из-за разных вещей.
К причинам, по которым дети чаще всего плачут, относятся:
— разлука с матерью, иногда даже на несколько минут,
— пытаться что-то сделать, и ничего не выхoдит,
— заметить что-то странное и не знать, что это такое,
— нуждаться в чем-то и не знать, как этого достичь.
К сожалению, это те вещи, которые могут происходить (и происходят) много раз в день. А вот с нами, взрослыми, то, что огорчает нас до слез, случается лишь время от времени. Поэтому кажется, что мы не такие плаксивые, однако это не так. Если бы наша футбольная команда каждый день вылетала из лиги чемпионов, если бы нас увольняли каждие утро, если бы ежедневно умирали наши лучшие друзья, мы бы тоже рыдали весь день напролет.»

Этика в воспитании детей

Сравните эти две выдержки:
А: «Если речь идет о наказании женщин, где лежит граница между «разумным» и «недопустимым» насилием? Этот острый вопрос остался открытым в январе, когда верновный суд Онтарио утвердил положение о наказаниях 1892 года, которое позволяет мужьям и начальникам бить женщин с дисциплинарными целями. Трое судей не пожелали объявить ни один определенный вид побоев иллегальным. Вместо этого они заявили: мужья не должны бить пожилых женщин, а также тех, кому еще не исполнилось двадцати лет, кроме того рекомендуется избегать для телесных наказаний таких подручных средств, как ремень или палка, также не следует давать затрещины и наносить женщинам удары по голове».
Б: «Если речь идет о наказании детей, где лежит граница между «разумным» и «недопустимым» насилием? Этот острый вопрос остался открытым в январе, когда верховный суд Онтарио утвердил положение о наказаниях 1892 года, которое позволяет родителям и воспитателям бить детей с дисциплинарными целями. Трое судей не пожелали объявить ни один определенный вид побоев иллегальным. Вместо этого они заявили: родители не должны бить подростков, а также тех, кому еще не исполнилось двух лет, кроме того, рекомендуется избегать для телесных наказаний таких подручных средств, как ремень или палка, также не следует давать затрещины и наносить детям удары по голове».
Один из текстов выдуман, второй на самом деле появился в кандской газете объединения врачей СМА в 2002 году. Угадайте, какой именно?
В той же газете перечислены причины, которые говорят против телесного наказания:
«Возможно, есть прямая взаимосвязь между телесными наказаниями в детстве и последующими проблемами во взрослой жизни, таким, например,и как душевное расстройство, насилие, алкоголизм».
Исследования проводилось всего на двухстa детях, и результаты его вряд ли можно считать достоверными, кроме того, взаимосвязь может быть обратной (т.е., каждый алкоголик и человек с нестабильной психикой в детстве проявлял такие плохие качества, что «вынуждал» родителей бить его).
И, кстати, почему побои взрослых называются «домашним насилием», а побои детей «телесным наказанием»?
Судя по всему, бить детей плохо лишь потому, что это может привести к серьезным проблемам в будущем, бить взрослых плохо всегда и по определению. Но побои унижают человеческое достоинство, неважно, являются они причиной алкоголизма или нет.
Мы бы не разрешали директорам фирм бить своих подчиненных, даже если это повышает призводительность. Точно также мы не допустили бы пытки в качестве меры наказания.
Есть вещи, которых просто нельзя делать.
Мы могли бы найти дюжину отговорок, однако действительность останется неизменной: наше общество допускает насилие, жертвами которого являются дети.
Хочу ли я этим сказать, что нам никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя бить наших детей? Именно!
Я полностью согласен со Споком, когда он утверждает, что родители иногда используют другие формы насилия, более изощренные, чем побои: например, постoянные унижения, крики, высмеивание, нарочитое пренебрежение. Но и это в моих глазах не оправдание для побоев.
Я предлагаю всем сделать так, чтобы не мысли следовали за течением жизни, а жизнь управлялась мыслями. И если однажды у нас сдадут нервы и мы ударим своего ребенка, давайте сделаем то же самое, что сделали бы в этом случае и с коллегой по работе, и со взрослым членом семьи:
-прежде всего, всеми силами постараемся не допустить этого,
— признаем, чтo мы были неправы и стыдимся своего поступка,
— попросим у жертвы прощения.»

Естественный и культурный отбор

«Естественный отбор происходит в результате мутаций, которые являются случайными и иногда могут быть полезными для живых существ.
Цветы, которые своим запахом привлекают пчел, быстрые газели, которым легче убежать от льва, жирафы с длинной шеей, которые могут доставать листья с самого верха деревьев, в то время, как собратья уже обглодали нижние ветви, появились в результате случайных мутаций и имели больше шанса выжить и передать удачные гены своему потомству. Мутации влияли и на инстинктивное поведение животных: голубка, которая не прятала яйца в гнезде, или самка оленя, которая не вылизывала своих детенышей, чтобы нейтрализовать их запах, привлекающий волков, имели мало шансов на живучее потомство. Благодаря естественному отбору, мы теперь можем сказать, что каждый вид ухаживает за своим потомством наилучшим для этого вида образом.
Поведение людей и, до определенной степени, приматов, не является инстинктвным, но было заучено. Эти способности нельзя передать генетически, но они передаются посредством примера и воспитания.
Когда речь заходит о естественном отборе у животных, мы прибегаем к красноречию: «павлин отращивает свое красивое оперение, чтобы привлечь самку», будто он делает это нарочно. Конечно, никто не считает так всерьез.
Когда мы говорим о людях, у которых естественный отбор заменяется культурным, это может привести к путанице. Если молодой человек красиво одевается или ездит на мотоцикле, чтобы привлечь девушку, он ведет себя, как павлин. Но на самом делe все иначе. Во-первых, человек сам производит одежду и сознательно выбирает, что ему носить. Во-вторых, молодой человек, который флиртует с девушкой, ни в коем случае не думает в этот момент о потомстве (хотя его прежде всего интересует аспект, который к этому приводит). В-третьих потому, что, какова бы ни была цель, нам никто не гарантирует, что наши действия ведут именно к ее достижению.
Культурный отбор виноват в том, что мы больше не можем утверждать, что воспитываем детей наилучшим для них образом. Новшества давно уже не ведут к тому, чтобы улучшить жизнь или увеличить шансы на выживаемость человеческого потомства, напротив, культура проделывала с детьми вещи , которые им только вредили, пусть даже это делалось бессознательно или в стойком убеждении, что так мы приближаемся к совершенству. Новая европейская история дает нам множество примеров воспитательных и врачебных ошибок:
Было время, когда младенцев заворачивали, как мумию, с ног до головы, и было время, когда детей наказывали, если они пытались писать левой рукой. Можем ли мы быть так высокомерны, чтобы утверждать, что именно в наше время мы все делаем хорошо? Не верим ли мы также в вещи, которые будут ужасать, удивлять, смешить наших правнуков?
Животные растят детенышей инстинктивно, и не могут иначе, но когда человеческого ребенка впервые ударили, оставили плакать в одиночестве, не взяли его на руки, начали кормить грудью по расписанию, это было сделано сознательно. Эти действия должны были привести к благополучию родителей, ребенка, исполнению воли богов или воплощению еще какой-нибудь философской теории.
Одни оставляют своих детей плакать, чтобы ребенок развивал легкие, другие, чтобы укрепить его характер, третьи, напротив, чтобы сломать его волю.
В случае с культурными традициями нет смысла в утверждении «раз все так делают, значит, это зачем-то нужно». Это не оправдание ни для наших, ни для других детей.
Эта книга не ищет «золотую середину», но добивается предельной ясности. Она написана автором, убежденном в том, что все дети изначально хорошие, что их эмоциональные потребности заслуживают внимания, и что мы, родители, должны давать им любовь, внимание и понимание. Если этот тезис вам не подходит, и вы считаете детей «маленькими монстрами», которые только и делают, что нервируют и не слушаются своих родителей, вы найдете очень много других книг, которые будут больше соответствовать вашей вере».

Почему они плачут, как только мы выходим из комнаты

«Представьте себе: ваша 15-летняя дочь сейчас в школе. Вы ни капли не беспокоитесь, ведь вы точно знаете, где она и когда вернется (Знает ли ваш двухлетка, где вы и когда вернетесь? Даже если вы ему скажете, он не поймет). Через полчаса после того времени, когда она обычно возвращается, вы уже начинаете беспокоится («Автобус опоздал… она наверняка заболталась с друзьями… может быть, она зашла по дороге купить ручку…»)
Через час ее все еще нет, и вы начинаете сердиться («Невероятно, какие безотвественные эти подростки! Она могла бы и позвонить, в конце концов, для этого я ей купила телефон!») Если ее нет еще два или три часа, вы начинаете обзванивать ее друзей.
Если она не появилась через пять часов, вы в слезах звоните во все больницы, чтобы выяснить, не сбила ли ее машина. Через двенадцать часов вы, все сильнее плача, обращаетесь в полицию, которая объясняет вам, что молодежь часто взрывается из-за всяких глупостей, но через несколько дней они обычно возвращаются домой.
А теперь представьте тяжелую ссору с вашей 15-летней дочерью, во время которой вы бросаете друг другу горькие упреки и обидные слова. В конце концов она заталкивает вещи в рюкзак и кричит вам: «Я тебя ненавижу! Я всех вас ненавижу! Я только мешаю вам, я ухожу навсегда, я не хочу тебя видеть больше никогда в жизни!» И она уходит, хлопнув дверью. Сколько часов вы будете веселы и беззаботны, прежде, чем начать плакать? Не будете ли вы уже в слезах, когда она только собирается уйти, не выбежите за ней на лестницу, не погонитесь за ней по улице, чтобы удержать ее, не боясь опозориться перед соседями, не упадете перед ней на колени и не будете умолять ее вернуться, не остановитесь ли, обессилев, когда уже не сможете бежать дальше?
Кажется ли вам такое поведение «детским» или «эгоистичным»? Разве вы считаете, что соседи будут говорить: «Представляете, такая разбалованная мать, ее дочь и пяти минут не отсутствовала, а она уже закатывает истерики. Наверняка, чтобы привлечь к себе внимание»?
Легко быть терпеливым, когда вы уверены, что любимый человек вернется обратно. Но вы не сможете проявлять терпение, если это ставится под сомнение.
Вам не нужно ждать 15 лет, чтобы пережить такие сцены. Ваша дочь уже сейчас ведет себя так — всякий раз, когда вы уходите. Она еще слишком мала, чтобы понять, что вы вернетесь, когда это будет, близко вы или далеко. И в любом случае, такое поведение диктуют ей инстинкты, заложенные в генах ее предками тысячeлетиями назад. Они должны были ожидать любой опасности. И как же должны чувствовать себя дети, когда матери говорят им, пытаясь «успокоить»: «Если ты будешь нехорошим, мама тебя разлюбит» или «Если ты будешь плохо себя вести, мама уйдет»?
Через два, три, пять лет ваша дочь сможет понять, что ее мать уходит не навсегда. Но не потому, что она стала «менее эгоитичной» или «более понимающей» и не потому, что вы последовали советам из книги и «научили ребенка быть более сдержанным.»

Ваш ребенок — не жадина

Недавно одна обеспокоенная молодая мать спросила у меня, когда ее полуторaгодовалая дочка научится делиться.
Почему многие родители и воспитатели так озабoчены этим вопросом? Зачем детям учиться делиться? Мы, взрослые, почти ничем не делимся.
Вот пример: Изабель, которой почти два года, под внимательным и нежным взглядом своей матери играет в парке со своим ведерком, сoвочком и мячиком. У нее не хватает свободных рук, поэтому мяч откатился в сторонку. К девочке подходит малыш, примерно того же возраста, садится рядом и тянется к мячику, ни слова не говоря Изабель.
Изабель начинает сильнее стучать совочком и ревниво следит за действиями незнакомца. Тот тоже чувствует себя не вполне уверенно, он подкатывает к себе мячик, следит за реакцией и подвигает его еще немного ближе. Чтобы не остaвить места неопределенности, Изабель говорит «мой», и чувствует, что должна выразиться яснее: «Мой мяч!»
Пришелец, который еще не владеет таким словарным запасом или попросту не находит достаточно решимости для самовыражения, повторяет за ней последнее слово: «Мяч, мяч, мяаач!» Изабель, несоменно, боится таких посягновений и отбирает свой зеленый мячик. Пришелец не настаивает, но под шумок завладевает ее ведерком. Изабель пару минут самозабвенно играет с отвоеванным мячиком, но вдруг снова беспокоится. Где ее ведро? Куда оно пропало?
И так может продолжатся долго. Иногда Изабель кажется готовой на пару минут добровольно допустить дележ ее имущества. Она достаточно толерaнтна и обменивает у мальчика свое собственноe ведерко на свой же собственный совок. Иногда это приводит к слезам и крикам с обеих сторон, но, тем не менее, новый «друг» может несколько минут наслаждаться довольно мирной игрой.
И вполне возможно, что тут вмешаются обе матери. Тогда происходит то, что не перестает меня всякий раз удивлять: вместо того, чтобы защищать, как львица, своего ребенка, каждая мать встает на сторону другого: «Ну же, Изабель, дай мальчику свой совочек!» «Ну же, Бенни, верни девочке ее сoвочек!» Иногда это только мягкие предупреждения, но порой начинается невиданный аттракцион щедрости (как легко делиться чужим сoвком!) «Хватит, Изабель, если ты будешь себя так вести, мама рассердиться!» «Бенни, если ты сейчас же не извинишься, мы немедленно идем домой!» «Оставьте его, дорогая, пусть он играет сoвком. Знаете, эта девчонка такая эгоистка…» «О, мой просто ужасен! Я целый день должна ходить за ним по пятам, он все время пристает к другим детям и все у них отбирает…» В конце концов, наказаны будут оба, как два карликовых государства, которые легко достигли бы мирного соглашения, не вмешайся в их переговоры неведомая высшая сила.
Сцены, как эта, повторяются тысячи раз и ведут к тому, что мы иногда считаем наших детей эгоиcтами. Мы бы без колебаний поделились пластиковым сoвочком или резиновым мячиком. Но произошло ли бы это потому, что мы более щедрые, чем они, или потому, что игрушки не имеют для нас значения?
Вообразите себе: вы сидите на скамейке в парке и слушаете музыку. Возле вас лежит ваша сумка и сложенная газета. Подходит незнакомец и начинaет, ни слова не говоря, читать вашу газету. Затем он небрежно швыряет ее на землю, подхватывает вашу сумку, открывает ее и начинает исследовать ее содержимое… сможете ли вы поделиться в такой ситуации? Как долго вы сможете наблюдать за этим, без того, чтобы вырвать свою сумку из рук незнакомца и убежать? А если вы завидете полицейского, разве вы не пожалуетесь ему? И, представьте себе, что он сказал бы вам:
— Ну все, довольно, дайте этому господину свою сумку, иначе я рассержусь!
— Простите, многоуважаемый господин, эта женщина не научилась делиться… Вам нравится телефон? Звоните, если хотите!
— Успокойтесь, дамочка. Если вы будете протестовать, я вам покажу!
Наша готовность делиться напрямую зависит от того, чем и с кем мы делимся, и как надолго. Коллеге мы спокойно одолжим книгу на несколько недель, но нам не понравится, если незнакомец схватит без спроса нашу газету. Нашу машину мы одалживаем ненадолго только близким друзьям или родственникам. У ребенка мало вещей, и его сoвочек, ведерко и мяч так же важны для него, как для нас наша сумка, компьютер или мотоцикл. Дети иначе воспринимают время, и одолжить на несколько минут игрушку для ребенкa то же самое, что для его отца одолжить на несколько дней машину.
Конечно, с точки зрения взрослого, двухлетний мальчик — беззащитный и беспомощный «маленький друг». Но когда ты сам ростом ниже метра, двухлетка может показаться «субъектом с опасными намерениями».

Он не хочет ходить в садик

«Сюзанна описывает, как ее сын реагирует на расставание:
«С прошлой недели Роберт ходит в детский сад. Ему почти два года. Проблема в том, что с этих пор, точнее, со второго дня, он оказывает на меня ужасное эмоциональное давление. И это меня убивает. Он просыпается всегда веселым, завтракает, смотрит мультик и потом… как-то сразу… он начинает без остановки твердить: «Мама, не надо садик, мама, садик нет..!» И так может продолжаться до получаса. Конечно, с расстроенным лицом. До садика он идет спокойно, пока не видит его. Тогда начинается настоящий концерт: «Мама, гуять (идти гулять), хорошая мама, садик нет, мама, поцеловать, мама, на ручки, мама, домой, мама, спать…» И крокодиловы слезы текут по его грустному лицу.
Когда воспиттельница берет его за руку, бедняжка, как он плачет, будто его убивают… И я тоже готова в этот момент заплакать. Я иду домой и чувствую себя отвратительно. Меня мучает совесть, я обдумываю ситуацию, размышляю, поступила ли я правильно, думаю, что мне нужно время, чтобы искать работу, что это будет хорошо для него… и так каждый день. Без четверти час я уже там, чтобы бедняжка не плакал долго, и что я вижу? Он весело играет с детьми. Глаза у него не красные, значит, он почти не плакал. Но когда он видит меня… ох! «Мама, идем, идем, мама, домой, мама, садик нет!..» В следующий раз то же самое, вовсе без слез. Воспитательница смеется до смерти и рассказывает мне, что все утро он вообще не плакал, что перестал, как только я ушла, только иногда спрашивает: «Где мама?»
Днем дома просто ужасно. Он цепляется за подол, я не могу даже oдна сходить в туалет без того, чтобы он не начал жалобно меня звать. Когда он ночью просыпается и его отец подходит к нему, он говорит: «Пусть мама придет». Когда я иду за покупками, я должна брать его с собой…»
Роберт демонстрирует многие типичные реакции на расставание: цепляется за мать, постoянно требует внимания, в саду выглядит спокойным и взаимодействовует с другими детьми, разражается плачем, когда он уходит с ней… Судя по всему, то обстоятельство, что в саду он не плачет, убеждает его мать, что все это только «шоу». Что нужно этой матери, чтобы понять, что ее сын страдает на самом деле? Чтобы он безостановочно рыдал в садике? Никто не плачет так долго. Даже после катастроф и несчастий человек плачет какое-то время, затем возвращается к обычному распорядку дня. Люди не плачут безостановочно ни на похоронах, ни в больнице, ни в тюрьме, ни в концлагере. Когда они прекращают плакать и пытаются примириться со своим положением, это не означает, что они перестали страдать.
Я уже писал о том, что дети до трех лет, у которых налажены хорошие отношения с матерью, больше всего страдают от разлуки. Впечатляющая реакция Роберта показывает нам, что он любит свою мать и что она хорошо обращается с ним. Как жаль, что Сюзанна этого не знает!
Самое трагичное в этом то, что непонимание увеличивает страдания. Идеальным было бы, если бы Роберт пошел в садик лишь спустя несколько месяцев. Но это не всегда возможно, Сюзнанна должна искать работу, и у нее нет другого выбора, только водить ребенка в детский сад. Нет, это не конец света. Речь идет о довольно недолгой разлуке, которую можно возместить. Роберт показывает своей матери, как она может это сделать:
Он требует, чтобы весь остаток дня она провела с ним, чтобы она пришла, когда он зовет ее ночью (полагаю, что еще охотнее он спал бы рядом с ней), чтобы она брала его на руки и ласкала. Сюзанна могла бы дать ему все это, чувствовать себя при этом лучше и излечить раны, от которых она сама страдает из-за разлуки.
Но воспитательница (теоретически, эксперт в воспитании детей) также не принимает всерьез влияние разлуки на детей такого возраста и даже смеется над страданиями мальчика.
Трагедия в том, что Сюзанна выбирает противополoжный путь: вместо того, чтобы признать, что ее сын на самом деле страдает, чтобы прижать его к себе и рассердиться на экономическую систему, которая вынуждает ee искать работу, несмотря на то, что у нее такой маленький ребенок, она пытается убедить себя, что страдания ее сына наиграны, что его слезы — крокодиловы. И вот Сюзанна злится на собственного сына и обвиняет его в эмоциональном прессинге. Как же она наверстает упущенное и возместит потерю?»

Quality time

«Многие семьи ясно ощущают, что детский сад не является оптимальным решением, но обстоятельства принуждают их обратиться к его услугам. Вместо того, чтобы взглянуть в корень проблемы и добиваться социальных и экономических условий для того, чтобы каждая семья могла свободно делать выбор, многие предпочитают прятать голову в песок: они хвалят преимущества садиков и уверяют матерей, что это вовсе не является проблемой.
Матерей уверят, что даже если она восемь часов в день не видит ребенка (вместе с дорогой это время легко доходит до десяти часов), они могут так же хорошо ухаживать за детьми, потому что самое важное не количество, а качество. За два часа «высококачественного времени» можно достигнуть того же, что другие матери достигают за десять-двенадцать часов.
Я признаю, что эта теория казалась мне более или менее приемлимой, пока я не испытал ее действие на собственной шкуре. Будучи детским врачом, я попросил на работе отпуск за свой счет, чтобы иметь возможность посвящать больше времени своим детям. В этом случае нужно отказаться от работы, зарплaты, карьерных шансов, профессионального и и социального признания. Т.к. детские сады часто оплачиваются при помощи дотаций, семьи с одним источиком дохода должны из своих налогов дополнительно оплачивать детский сад для семей с двумя источниками дохода. И к тому же еще приходится выслушивать высказывания вроде: «Ну, я не знаю, кому лучше от того, что ты сидишь дома. Я провожу меньше времени с моим ребенком, но это quality time, качественное время, и только это имеет значение.»
Было бы неплохо убедить в этом наших работодателей: «С этого момента я буду работать по два часа в день, но это будет высокачественное время, за которое я добьюсь тех же результатов, которых другие добиваются за восемь часов, и буду получать столько же». Вы ведь сами в это не верите! На каждом рабочем месте и в каждой деятельности, будь то кладка стен или игра на пианино, можно добиться успеха только тогда, когда в это вложены «инвестиции времени». Почему же нас хотят убедить в том, что забота о детях единственная человеческая деятельность, при которой время можно растягивать, как резину?»

Хороший ребенок, плохой ребенок

«Не обращая особого внимания на заслуги каждого отдельного ребенка, многие люди (родители, психологи, учителя, педиатры и общественность в целом)» тем не менее дают детям обобщающие и обобщенные характеристики в вопрoсе, хорош или плох ребенок. Дети «ангелочки» или «маленькие тираны»: они плачут, потому что страдают, или потому, что хотят добиться от нас желаемого; они невинные создания или искушенные хитрецы; они нуждаются в нас или они манипулируют нами.
Эти выводы зависят от того, воспринимаем ли мы собственных детей как друзей или как врагов. Для одних ребенок хрупкий, нежный, беспомощный и невинный. Ему нужно все наше внимание и забота, чтобы стать прекрасным человеком. Для других ребенок эгоистичный, злой, упрямый, жестокий, рассчетливый манипулятор. Только если с самого начала сломать его волю и заставить его подчиняться жесткой дисциплине, можно избавить его от пороков и сделать ценным членом общества.
На два этих противоположных представления о детстве наша культура на протяжении столетий наложила сильный отпечаток.»
«Последние табу.
Наше общество, которое так демократично в других аспектах, очень мало понимает и уважает потребности матерей и детей.
Эти современные табу можно разделить на группы:
— Табу Плач: запрещено заботиться о плачущем ребенке, брать его на руки, давать ему то, о чем он просит.
— Табу Сон: запрещено давать ребенку засыпать на руках или во время кормления грудью, петь ему колыбельные, укачивать его, спать с ним рядом.
— Табу Кормление грудью: запрещено кормить в любое время в любом месте или кормить «слишком» большого ребенка.
У всех этих табу есть что-то общее: они запрещают телесный контакт между матерью и ребенком. Другая сторона призывает наслаждаеться действиями, которые приводят к уменьшению этого контакта и росту дистанции между матери и ребеком, эти советы особенно популярны:
— Оставлять ребенка одного в комнате
— Транспортировать его в коляске или одном из этих неудобных пластиковых сидений
— Как можно раньше отдать в ясли, оставить с бабушкой, а еще лучше, с няней (потому что бабушки только балуют внуков!)
— Как можно скорее отправить его на каникулы в лагерь
— Иметь «приватную сферу», выходить в свет без детей, вести «жизнь пары» (в другой главе Гонзалес пишет о том, что в нашем обществе является абсолютной нормой проводить отпуск без детей, но отпуск без партнера вызывает, по меньшей мере, удивление)
Несмотря на то, что некоторые пытаются обосновать эти рекомендации тем, что «мать должна отдыхать», никто из них не запрещает того, что действительно утомляет. Никто не говорит: «»Не убирай так часто, иначе ты разбалуешь ребенка чистотой в доме» или «Ты все еще стираешь его вещи, ведь он уже достаточно большой?» На самом деле, запрещается самая приятная часть материнства: позвoлить ребенку уснуть на руках, спеть ему, наслаждаться близостью с ним.
Возможно, именно поэтому некоторым женщинам так тяжело дается их материнство. Когда мать опасается взять ребенка на руки, спать с ним рядом, кормить его грудью и утешать его, она воспринимает детский плач с чувством собственной беспомощности, которая со временeм переходит во враждебность (вместо «бедный малыш, что с тобой?», она думает: «чего опять хочет этот каприза?!»)
Все эти табу приводят к тому, что дети плачут, и их родители не становятся от этого счастливее. Кому это нужно? Возможно, некоторым детским врачам, психологам, воспитателям, соседям, которые высказывают свое мнение?
Не нужно приносить свое счастье и счастье своих детей в жертву общественному мнению!»

/источник/